— Другими словами, если она скажет «нет», моя задача — выяснить, почему она говорит неправду.
— Примерно так. Но возможен и третий вариант. Она пыталась покончить с собой потому, что знала о смерти отца нечто такое, что решила унести с собой в могилу, не видя другого выхода.
— Эрика могла видеть убийцу?
— Не исключено.
— И она не хочет, чтобы его разоблачили?
— Тоже не исключено.
— Почему она этого не хочет?
— Здесь опять же возможны два объяснения. Она хочет защитить преступника. Или она хочет защитить память отца.
Анн-Бритт устало вздохнула.
— Не знаю, справлюсь ли я с этим.
— Конечно, справишься. Я жду тебя в кафетерии. Или здесь на скамейке. Разговаривай столько, сколько потребуется.
Валландер проводил ее в приемный покой. Вдруг он вспомнил, что несколько недель назад на этом самом месте узнал о смерти Саломонсона. Тогда он и не догадывался, что его ждет впереди. Анн-Бритт подошла к справочной, спросила, куда идти, и исчезла в больничных коридорах. Валландер отправился было в кафетерий, но передумал и вернулся на скамейку рядом с парковкой. Он вновь и вновь возвращался к своим вчерашним размышлениям. Из задумчивости его вывело пищание телефона, спрятанного в кармане куртки. В трубке раздался утомленный голос Хансона.
— Во второй половине дня в Стуруп прибывают двое наблюдателей от Государственной криминальной полиции. Людвигсон и Хамрен. Они тебе знакомы?
— Только по именам. Должно быть, дельные ребята. Ведь Хамрен, кажется, участвовал в деле с лазером?
— У тебя есть возможность их встретить?
— Нет, — ответил Валландер после минутного раздумья. — Возможно, я опять уеду в Хельсингборг.
— Так Биргерсон ничего тебе о них не сказал? Я же с ним недавно разговаривал.
— У них коммуникация поставлена не лучше, чем у нас, — терпеливо сказал Валландер. — Я думаю, было бы хорошим знаком, если бы ты сам их встретил.
— Хорошим знаком чего?
— Уважения. Когда я, несколько лет назад, приезжал в Ригу, меня встречали на «мерседесе». Пускай на русском, пускай на старом. Но все же на «мерседесе». Главное, чтобы человек чувствовал, что ему рады и что о нем заботятся.
— Ладно, — сказал Хансон. — Так и сделаем. Где ты сейчас находишься?
— В больнице.
— Ты заболел?
— Я у дочери Карлмана. Ты что, забыл о ней?
— Честно говоря, да.
— Ну что ж, каждый помнит о своем, — проговорил Валландер.
Он так и не понял, заметил ли Хансон его иронию. Он положил телефон на скамейку и стал наблюдать за воробьем, который балансировал на краю мусорного бака. Анн-Бритт отсутствовала уже почти тридцать минут. Валландер зажмурился и подставил лицо солнцу. Попробовал придумать, что он скажет Байбе. На скамейку тяжело опустился мужчина с гипсом на ноге. Через пять минут подъехало такси, и мужчина с гипсом исчез. Валландер походил взад-вперед перед входом в больницу. Опять сел. Анн-Бритт отсутствовала уже час.
Еще через несколько минут она подошла к скамейке и села рядом с Валландером. Угадать по ее лицу, как прошел разговор, Валландер не мог.
— Кажется, мы упустили из вида еще одну вещь, из-за которой человек может решиться на самоубийство, — сказала она. — Пресыщенность жизнью.
— Она так и ответила?
— Мне даже не пришлось ее об этом спрашивать. Представь: белые больничные стены, стул. Она — в больничном халате. Непричесанная, бледная, с отсутствующим видом. Наверно, она еще не пришла в себя после кризиса и препаратов. «Почему человек должен жить?». Вот что она сказала вместо приветствия. Честно говоря, у меня такое чувство, что она снова попытается покончить с собой. От пресыщенности.
Валландер понял, что ошибся. Он упустил из вида самый распространенный мотив самоубийства. Человеку просто надоело жить.
— Но, я полагаю, ты все-таки говорила с ней об отце?
— К отцу она питала отвращение. Но я почти уверена, что он ее не насиловал.
— Она сама тебе сказала?
— О некоторых вещах и говорить не обязательно.
— А что насчет убийства?
— Она до странности мало этим интересуется.
— Ты считаешь, что ее слова заслуживают доверия?
— По-моему, она говорила искренне. Сначала спросила, зачем я пришла. Я рассказала все как есть. Что мы ловим убийцу. Она сказала, что найдется много людей, которые желали смерти ее отцу. Он был человеком без стыда и совести — и в делах, и в жизни.
— Она не обмолвилась о том, что у него была другая женщина?
— Ни единым словом.
Валландер уныло наблюдал за воробьем, который уже успел куда-то слетать и теперь снова прыгал по краю мусорного бака.