— Есть происшествия? — спросил он.
— Все спокойно. Останавливались какие-то любопытные. Но больше — никаких новостей.
Ларсон довез их до управления, а сам поехал домой спать. Пока Валландер звонил по телефону, Шёстен снова погрузился в газету для яхтсменов. Первым делом Валландер позвонил Хансону. Тот сообщил о приезде Людвигсона и Хамрена, сотрудников Государственной криминальной полиции. Хансон поселил их в отеле «Секельгорден».
— Кажется, хорошие ребята, — сказал он. — Не такие заносчивые, как я ожидал.
— Почему они должны быть заносчивыми?
— Да уж всем известно, какие они там, в Стокгольме. Ты что, не помнишь прокурора, которая замещала Пера Окесона? Как ее звали? Бодин?
— Бролин, — сказал Валландер. — Но я ее не помню.
На самом деле Валландер все прекрасно помнил. Ему до сих пор было стыдно вспоминать, как он однажды набросился на нее, выпив лишнего и потеряв контроль над собой. Это был самый позорный поступок в его жизни. Валландера не извиняло даже то, что потом они с Анеттой Бролин провели одну ночь в Копенгагене гораздо более приятным образом.
— Завтра они начинают прорабатывать Стуруп, — сказал Хансон.
Валландер вкратце рассказал о встрече с Хейнеманом. Хансон обрадовался.
— Значит, мы сдвинулись с мертвой точки, — сказал он. — Ты считаешь, что Лильегрен каждую неделю отправлял к Веттерстедту проститутку?
— Да.
— Он мог оказывать те же услуги Карлману?
— Насчет таких же не знаю. Но я уверен, что круги Карлмана и Веттерстедта пересекаются. Хотя точки пересечения мы пока не нашли.
— А Бьёрн Фредман?
— Он по-прежнему исключение. Он никуда не подходит. И меньше всего — в круги Лильегрена. Если только он не выбивал долги по его поручению. Я думаю завтра съездить в Мальмё и снова побеседовать с его семьей. Кроме того, мне необходимо поговорить с дочерью, которая находится в больнице.
— Пер Окесон рассказывал о вашем разговоре. Надеюсь, ты понимаешь, что результат может оказаться отрицательным, как в случае с Эрикой Карлман?
— Конечно, понимаю.
— Я сегодня же свяжусь с Анн-Бритт Хёглунд и Сведбергом, — сказал Хансон. — Как бы там ни было, а новости у тебя хорошие.
— Не забывай про Людвигсона и Хамрена. С сегодняшнего дня они тоже члены нашей группы.
Валландер повесил трубку. Шёстен как раз вышел за кофе, и комиссар решил пока позвонить домой. К его удивлению, Линда ответила сразу:
— Я только что вошла. Ты где?
— В Хельсингборге. Я останусь здесь ночевать.
— Что-нибудь случилось?
— Нет, просто приехал в Хельсингборг, остался обедать…
— Я не об этом.
— Ничего не случилось. Просто работаем.
— Мы тоже. Сегодня снова прогнали всю пьесу. И снова на публике.
— Кто же был зрителем?
— Один мальчик, он сам нас попросил. Случайно услышал, что мы занимаемся театром. Ну, мы его и пригласили. Наверно, ему сказал продавец из палатки с хот-догами.
— Вы его не знаете?
— Он турист, и в нашем городе проездом. После репетиции проводил меня домой.
Валландер почувствовал укус ревности.
— Он и сейчас у тебя?
— Он только дошел со мной до Мариягатан. Это пять минут неспешным шагом. Проводил — и сразу уехал.
— Я просто спросил.
— У него странное имя. Хувер. Но он был очень мил. Мне кажется, ему понравилось то, что мы делаем. Обещал завтра снова прийти, если будет время.
— Придет, можешь не сомневаться, — буркнул Валландер.
В комнату вошел Шёстен, держа в руках две чашки кофе. Валландер спросил номер его домашнего телефона и продиктовал Линде.
— Это моя дочь, — сказал он, повесив трубку. — В отличие от тебя, у меня только один ребенок. Она каждое воскресенье ездит в Висбю на театральные курсы.
— Да, и один ребенок придает жизни смысл, — сказал Шёстен, протягивая Валландеру чашку.
Они еще раз обсудили разговор с Леннартом Хейнеманом. Валландер видел, что Шёстен настроен скептически. По его мнению, тот факт, что Лильегрен поставлял Веттерстедту проституток, не сильно приближал их к поимке преступника.
— Мне бы хотелось, чтобы завтра ты собрал всю имеющуюся информацию о транспортировке девушек. Почему их везут именно через Хельсингборг? Как они сюда попадают? Этому должно быть какое-то объяснение. Кроме того, меня тревожит пустота, которая окружает Лильегрена. Не понимаю, как такое возможно.
— Что касается девушек, то это, по большей части, пустая болтовня, — сказал Шёстен. — Мы никогда не вели официального расследования. У нас просто не было на то причин. Как-то раз Биргерсон заговорил об этом с прокурором. Но тот сразу отказал в возбуждении дела, заметив, что нам и так есть чем заняться. И был совершенно прав.