Валландер остановился перед дверью, которая, очевидно, вела на чердак. В детстве он сам устраивал убежища на чердаке дома, в котором жила их семья. Валландер открыл дверь. Лестница была крутой и узкой. Он повернул старый выключатель. Комната под крышей, с выступающими балками, оказалась почти пустой. Там было только несколько пар лыж, старые сумки и кое-что из мебели. На чердаке чувствовался тот же запах, что и внизу, в доме. Значит, криминалисты побывали и здесь. Валландер огляделся по сторонам: никаких потайных дверей и помещений. От листов кровельного железа исходило тепло.
Валландер спустился вниз и повел поиск с еще большим усердием. Он вытащил из шкафов всю одежду Лильегрена. По-прежнему ничего интересного. Валландер сел на край кровати и попробовал сосредоточиться. Не может быть, чтобы Лильегрен все держал в голове. По крайней мере книжка с адресами у него должна была быть. Но ее не было. Больше того. В доме не хватало еще чего-то. Поначалу Валландер не мог понять, чего именно. Он снова задумался над вопросом: кем был Оке Лильегрен? Главой ревизионной службы. Значит, он много ездил. Сумки. Вот чего недоставало в доме. Здесь не было даже портфеля для документов. Валландер встал и спустился к Шёстену.
— У Лильегрена должен быть еще один дом, — сказал Валландер. — Или, по крайней мере, кабинет.
— У него дома по всему свету, — проговорил Шёстен, не отрываясь от своих мыслей.
— Я имею в виду дом в Хельсингборге: этот особняк противоестественно пуст.
— Вряд ли, — сказал Шёстен. — Будь у него еще один дом, мы бы об этом знали.
Валландер кивнул. Последнюю реплику он оставил без ответа, хотя не сомневался в своей правоте. Он продолжил осмотр в подвале. В одном из помещений он обнаружил гимнастическую скамью и несколько гантелей. Там же стоял гардероб со спортивной формой и дождевиками. Валландер в задумчивости разглядывал одежду. Затем поднялся к Шёстену.
— У Лильегрена была лодка?
— А как же! Точно была. Только не здесь. Иначе бы я об этом знал.
Валландер молча кивнул.
— Может быть, она была записана на чужое имя? — спросил он, чуть погодя.
— Что?
— Лодка. Она могла быть зарегистрирована на чужое имя. Например, на Ханса Логорда.
Шёстен понял, куда клонит Валландер.
— Почему ты считаешь, что Лильегрен пользовался лодкой?
— В подвале висит одежда. Насколько я могу судить, именно в такой одежде ходят под парусом.
Они спустились в подвал.
— Возможно, ты и прав, — сказал Шёстен, когда они оказались перед открытым гардеробом.
— В любом случае, было бы нелишним это выяснить, — сказал Валландер. — Дом кажется слишком пустым. Здесь что-то не так.
Снова поднявшись наверх, Валландер распахнул балконные двери и вышел на солнце. Он вспомнил о Байбе, и у него сразу засосало под ложечкой. Почему он ей не позвонил? Неужели он до сих пор верит в то, что в субботу утром будет встречать ее в Каструпе? Меньше, чем через двое суток? Просить Мартинсона, чтобы он врал ради него по телефону, — очень неудобно. Но теперь этого не избежать. Дело зашло слишком далеко. С чувством крайнего презрения к самому себе Валландер вернулся в тень комнаты. Шёстен разговаривал по телефону. Когда нам ждать следующего убийства? — мелькнуло в голове у Валландера. Шёстен простился со своим собеседником и сразу набрал новый номер. Валландер отправился на кухню выпить воды. На плиту он старался не смотреть.
Он вернулся в комнату как раз в ту минуту, когда Шёстен с грохотом бросил трубку на рычажки.
— Ты был прав, — сказал он. — На имя Логорда записана парусная лодка. Он состоит членом в том же яхт-клубе, что и я.
— Надо ехать в клуб, — сказал Валландер, чувствуя, как напряжение у него внутри растет.
В порту их встретил лодочник. Он отвел их туда, где была пришвартована лодка Логорда. Лодка оказалась красивой и ухоженной: корпус был пластиковый, но зато палуба — из натурального тика.
— «Комфортина», — с удовольствием отметил Шёстен. — Очень красивая. И хозяин у нее заботливый.
Он привычно перемахнул на палубу и сообщил, что вход в рубку закрыт.
— Вы, конечно, знакомы с Хансом Логордом? — спросил Валландер у лодочника, который стоял рядом на мостках. Лицо у него было обветренное, а на футболке красовалась реклама норвежских тефтелей.