В тот год, когда был издан Гелиополис, мне удалось лично познакомиться с автором. Во время пребывания Эрнста Юнгера в Швейцарии, я встретился с ним в Равенсбурге. Во время чудесной осенней поездки по южной Швейцарии вместе с нашими общими друзьями, я испытал на себе сияющую силу этой личности.
Двумя годами позже, в начале февраля 1951, случилось важное событие моей жизни, ЛСД путешествие вместе с Эрнстом Юнгером. Поскольку, до этого времени, существовали только отчёты об ЛСД экспериментах в области психиатрии, этот опыт особенно интересовал меня, потому что это была хорошая возможность увидеть, в немедицинской обстановке, как ЛСД действует на творческую личность. Это произошло незадолго до того, как Олдос Хаксли начал экспериментировать в этом же ключе с мескалином, и о чем он в последствии рассказал в двух своих книгах «Двери восприятия» и «Рай и Ад».
Чтобы на всякий случай у нас была медицинская помощь, я пригласил моего друга, врача и фармаколога профессора Хериберта Концетта. Путешествие состоялось в 10:00 утра, в комнате нашего дома в Боттмингене. Поскольку невозможно было предвидеть реакцию такого сверхчувствительного человека, как Эрнст Юнгер, для первого эксперимента из предосторожности была выбрана небольшая доза, всего 0.05 мг. По этой причине эксперимент не оказался очень глубоким.
Начальная стадия отличалась усилением эстетического восприятия. Возникли красно-фиолетовые розы немыслимой яркости и излучавшие удивительное свечение. Концерт Моцарта для флейты и арфы звучал в своей небесной красоте как райская музыка. С взаимным восхищением мы созерцали таявший дым, который с лёгкостью поднимался от палочки, японского благовония. Когда опьянение стало глубже, и разговор прекратился, мы окунулись в фантастические грёзы, лёжа в удобных креслах с закрытыми глазами. Эрнст Юнгер наслаждался зрелищем пёстрых восточных образов – я путешествовал вместе с племенем берберов по Северной Африке, видел пёстрые караваны и пышные оазисы. Хериберт Концетт, чьи черты казались мне преобразившимися, словно Будда испытывал дыхание безвременья, свободу от прошлого и будущего, блаженство совершенного бытия здесь и сейчас.
Возвращение из изменённого состояния сознания сопровождалось сильной чувствительностью к холоду. Как замёрзшие путники, мы укутались в одежды. Мы отпраздновали возвращение в повседневную реальность хорошим обедом, во время которого Бургунди лилось рекой.
Это путешествие отличалось взаимностью и параллельностью наших переживаний, которые воспринимались чрезвычайно радостно. Все трое из нас оказались у ворот восприятия мистического бытия; однако, эти ворота не открылись. Доза, которую мы выбрали, оказалась слишком маленькой. Не понимая этого, Эрнст Юнгер, который до этого проникал в более глубокие области при помощи высокой дозы мескалина, заметил: «По сравнению с тигром мескалином, этот ваш ЛСД – просто домашняя кошка». После дальнейших опытов с более высокими дозами ЛСД, он пересмотрел это мнение.
Юнгер включил упомянутую сцену с курительной палочкой в свой рассказ «Besuch auf Gotenholm» («Визит в Готенхольм»), в котором глубокие переживания под воздействием наркотика также играют определённую роль: Шварценберг зажёг курительную палочку, как он иногда поступал, чтобы очистить воздух. С кончика палочки заструился голубой дымок. Мольтнер взглянул на это сначала с изумлением, потом с восторгом, как будто сила его взгляда увеличилась. Это проявилось в игре ароматного дыма, который поднимался от курительной палочки и потом разветвлялся тонкой кроной. Словно созданная воображением, в глубине возникла мягкая паутина морских лилий, которая слегка дрожали от ударов прибоя. В этом творении текло время – оно кружилось, вращалось, извивалось, словно дождь из монет. Богатство пространства открылось в этой ткани, бесчисленные волокна, словно нервы, распростёрлись ввысь.
Теперь на видение подействовало движение воздуха, оно слегка покачнулось вокруг палочки, как танцор. Мольтнер удивлённо воскликнул. Решётчатые лучи чудесного цветка вращались в новой плоскости, в новом измерении. Мириады молекул танцевали в единой гармонии. Здесь законы больше не скрывались за внешностью; это было столь тонким и невесомым, что чётко отражало их. Как все оказалось просто и убедительно. Числа, масса и вес ничего не значили. Они сбросили свои одежды. Ни одна из богинь не могла рассказать этого вновь посвящённому так смело и открыто. Пирамиды с их весом не достигли этого откровения. Это стало славой Пифагора. Никакое зрелище до этого не воздействовало на него с такой магической силой. Такое, как в описанном примере созерцания голубого дыма, углубление эстетического восприятия весьма типично для начальной стадии воздействия ЛСД, до того как начинаются более глубокие изменения сознания.
В последующие годы время от времени я встречался с Эрнстом Юнгером в немецком городке Вильфинген, куда он переехал из Равенсбурга; или же мы встречались в Швейцарии, в моем доме в Боттмингене, или в Бунднерланде на юго-востоке Швейцарии. После совместного ЛСД экспириенса наши отношения стали более близкими. Наркотики и проблемы, связанные с ними были главной темой наших бесед и переписки, хотя в то время мы не проводили дальнейших практических опытов.
Мы обменялись литературой о наркотиках. Эрнст Юнгер передал в мою библиотеку редкую, ценную монографию доктора Эрнста Фрайхеррн фон Бибра, «Die Narkotischen Genussmittel und der Mensch» («Удовольствие от наркотиков и человек») изданную в Нюрембурге в 1955. Эта книга – классический труд о наркотиках, имеет ценность в первую очередь, как источник сведений из истории наркотиков. Фон Бибра под понятием «наркотические средства» охватывает не только такие вещества, как опиум и дурман, но также кофе, табак, кат, которые не попадают под современное определение наркотиков, в отличие от коки, мухомора и гашиша, которые он также описывает.
Достойны упоминания, актуальные и поныне, общие заключения фон Бибры о наркотиках, сделанные больше ста лет назад:
Отдельный человек, принявший слишком много гашиша, и бегающий в безумии по улицам, нападающий на первого встречного, теряет значимость по сравнению с большим числом тех, кто проводит время спокойно и счастливо, приняв после обеда умеренную дозу; число тех, кому удалось избежать мучений благодаря коке и тех, кто, возможно, был спасён от голодной смерти благодаря коке, значительно больше нескольких «кокерос», которые подорвали своё здоровье неумеренным потреблением. Также, только лживый лицемер может порицать винную чашу библейского Ноя только потому, что отдельные пьяницы не знают, как соблюдать меру и ограничивать себя.