Но до этого все продолжалось в том же духе: утренние часы проходили в постоянном беспокойстве за судьбу Тузика, зато ночи, надо признать, стали значительно спокойней: никого уже не тревожил его хрипловатый лай, не раздавалось криков «замолчи, идивот!». Даже петух удивительной раскраски, и тот примолк. Соседка, которую ребята прозвали «Бинокля», по-прежнему смотрела на всех в этот прибор и делала замечания, а один раз, поздним вечером, послышались вдруг пронзительные женские крики и собачий лай.
— Ой! Кто-нибудь! Сюда!.. Ой!
Лаял, определенно, Тузик — значит, он находился пока еще в полном здравии, а кричала, судя по голосу, «Бинокля». Но где она?..
Если бы не Тузик, мы все долго бегали бы по двору, не понимая, откуда раздаются призывы о помощи. Но пес стоял возле курятника и упорно лаял в темное отверстие открытой двери. К нему присоединился Турист с обрывком цепи на шее: примчался поддержать приятеля.
— И чегой-то в погреб пошла? — сказала подошедшая хозяйка. — На ночь-то глядя. Неужто провалилась? Что ей там понадобилось?.. Замолчи, идивот! — Это уже Тузику.
У кого-то из подбежавших взрослых был фонарь, в его свете мы помогли женщине выбраться по хлипкой лесенке из неглубокого погреба.
— Ужасные доски… — бормотала «Бинокля». — Спасибо, что помогли. Всегда выдерживали, а сегодня…
— Нечего ночью ходить, — проворчала хозяйка. — Хорошо, голова цела. Отвечай тут за вас…
И вдруг раздалось сразу два вопля. Какой громче, сказать трудно? Кричали «Бинокля» и наша хозяйка одновременно. Первая — потому что Турист вошел в курятник, потянулся к ее левой руке и зарычал. «Бинокля» выронила то, что сжимала, — это была бутылка — она упала, разбилась, и в сарае резко запахло водкой. А хозяйка в это самое время с воплем подняла что-то с земли. Не бутылку, а… Мне показалось сперва в свете фонаря, что это пестрая шаль удивительной расцветки, но это был той же расцветки петух; голова с гребешком свисала, как у мертвого.
— Задушил, проклятый! — Хозяйка глядела на Туриста.
Петух вдруг встрепенулся, вырвался из ее рук, издал какое-то воронье карканье и взлетел на свой нашест. Но тут же свалился, шатаясь, прошел немного и упал на бок, продолжая каркать по-вороньи.
— Ох ты, беда, — сказала хозяйка. — Взбесился, никак?
Петух вскочил опять, выбежал из сарая, бодро прошелся по двору, потом упал как подкошенный, вновь приподнялся, захлопал крыльями и опять закаркал. Хозяйка взяла зажженный фонарь, чтобы взглянуть на кур, и снова раздался ее крик… Уж такая это была ночь!
— Глядите! — вопила она, выбегая из курятника. — Все глядите! Чего в кормушке-то! Хлеб… весь мокрый… А пахнет чем? Водярой!.. Новое дело придумали — кур да петухов спаивать! Еще женщина называется! Пили бы сами…
— Я ее в рот не беру, — сказала «Бинокля» с достоинством.
— Не беру, а сама с бутылкой ходит! Стыдоба какая!
Фонарь так и прыгал в руке хозяйки, словно она подавала световые сигналы в море. Вражеской подводной лодке.
— Глупости какие! — проговорила «Бинокля». — Как вы могли подумать? Просто я…
— Фу! Фу, тебе говорят! — Это Слава кричал на Туриста. — Не бери в рот! Отдай! Ну! Еще умрешь!
Он тащил какой-то пакетик из собачьей пасти.
— Совсем не опасное лекарство, — сказала «Бинокля».
— А вы откуда знаете? — с подозрением спросил Надин отец. — Ваше, что ли? Ну-ка, посмотрим. — Он подставил под свет фонаря обмусоленный пакет. — Лю-ми-нал, — прочел он. — Да это ведь снотворное, если не ошибаюсь. Интересно, зачем оно курам?..
— Или собакам?.. — добавила Надина мать. — Ох, начинаю догадываться… Как вы могли?
— Я не только о себе пеклась, — с чувством оскорбленного достоинства произнесла «Бинокля». — О вас о всех тоже. Чтобы отдых был полноценным.
Отец Нади протянул ей пакетик.
— Киньте его в море, — сказал он. — Пускай тоже уснет. Как Тузик… Или напоите море водкой. Как петуха… А лучше отдайте бутылку мне… Хотя она разбилась, к сожалению…
Через день «Бинокля» переселилась на другую улицу.
Мне, в общем, было ее немного жаль. Лично я тоже предпочитаю тишину всякого рода шуму, но спаивать кого-то или усыплять во имя своего спокойствия, пожалуй, не стал бы. Хотя весь опыт прожитой жизни постоянно напоминает, и не только мне, что жили мы и живем под девизом: наша цель оправдывает любые применяемые для ее достижения средства. Среди которых то, что сделала эта женщина, и ради чего, выглядит вообще милой детской шалостью. (Может, она тоже инфантильна, как мы с Львом Толстым?)