Кубанцы
Дня через три после нашего водворения привезли этап (человек пятьдесят) с Кубани, который поэтому и назывался «кубанским». Ядро молодых двадцати — тридцатилетних парней резко выделялось среди остальных. В первый день, когда их отвели на работу в лес, они собрались под вечер около своей палатки в кучку и что-то очень оживленно обсуждали. Верховодил один парень повзрослее с карими, как мне показалось, горячими глазами. Он говорил очень быстро и, видимо, убедительно. Остальные внимали с большим участием, иногда вставляя замечания и вопросы. Как молния, сверкнула догадка, что кубанцы собрались в побег. Ребята были — не нам чета. На них, детей казаков, с ранних лет сыпались непрерывной чредой, как из рога изобилия, притеснения, гонения, репрессии. Они повидали виды. Те, что постарше, вполне могли быть участниками восстания кубанцев против коллективизации в 1930 году. Многие, наверняка, бежали из гиблых мест массовых ссылок в Сибири. Поэтому вполне реальным представлялся им побег в начале сентября из лагеря при одном только «вертухае» на бригаду.
У меня тогда еще не было лагерного опыта, да и трудно было войти за один вечер к ним в доверие. Я смог бы выйти с их бригадой за зону, потому что нас еще не знали в лицо, да и бригады были временные, карантинные. Стоило, может быть, подождать конца беседы, подойти к атаману, сказать: «Я ваш, возьмите меня с собой!» А там одно из двух — либо тебя в тот же вечер задушат, либо скажут: «Да». Первое верней, ибо никакой веры в «москалей» у них не было. За десять лет сознательной жизни среди скрытых и явных врагов среда воспитала во мне разъединение, недоверие к окружающим, неумение пожертвовать собой. И хотя решимости у меня всегда хватало, я не сумел осуществить свое желание в тот вечер.
На следующий день, после работы, крайне заинтересованный, я подошел к их палатке. Этой группы ребят там уже не было, и больше я их не видел. Скорей всего, они «рванули когти» всей бригадой и, наверное, удачно. Иначе их растерзанные тела привезли бы и бросили возле вахты для устрашения зэков.
Так поступили с убитым беглецом Петушковым, мелким воришкой, приехавшим в нашем «купе». Известно, что блатарям «в законе» работать не положено. Поэтому Петушков всячески «филонил», то есть бездельничал, как мог. Охранявший бригаду стрелок, еще принадлежавший к «золотому фонду» тридцать седьмого — тридцать восьмого годков, приказал ему раздеться донага и поставил его на пень. Петушков не выдержал истязания полчищами комаров, сорвался с места, бессмысленно побежал. Стрелок уложил его почти в упор как беглеца.
Инженеры
Наша дружина не теряла даром времени в этапной камере, и потому мы приехали с вполне сложившимся мнением об отношении к общим работам:
— день «кантовки» — залог жизни;
— ни одного дня на общих;
— работа не медведь, в лес не убежит;
— от работы лошади дохнут;
— без «туфты» и аммонала не построить бы канала;
— согласны отбыть срок, но не согласны, чтобы он кончился досрочно вместе с нашей жизнью.
И во время этой пока что прелюдии общих работ, про которые говорят «не бей лежачего», мы вели себя соответственно — старались ничего не делать, беречь свои силы.
Совсем иным было поведение во время карантина инженеров из нашего этапа. Все они были старше нас лет на десять. Когда подавали платформу с лесом для погрузки, они прямо рвались в бой, хватали самые тяжелые бревна и, пыжась изо всех сил, закатывали их вверх по наклонно положенным лежням. Мы же в это время беседовали, посмеивались, отдыхали и иногда подавали бревнышко полегче.
С лагерной точки зрения, их поведение было глупо, ибо норму выполнять было не обязательно. Но ларчик просто открывался: оказывается, они надеялись на то, что за «энтузиазм» их оставят в механических мастерских. Они не учли, что распределение зависело в первую очередь от статьи, пункта и срока. Те немногие из инженеров, у кого, вроде меня, был самый легкий десятый пункт пятьдесят восьмой статьи (58–10) с пятилетним сроком, имели шанс попасть в механическую мастерскую или в паровозное депо. Но одного этого было совершенно недостаточно. Необходимы были еще следующие условия: потребность в таких работниках, отсутствие противодействия ведущих зэков мастерской, а еще лучше — их помощь, отсутствие «вето» оперуполномоченного, умение, не моргнув глазом, согласиться на любую предложенную там работу, даже в том случае, если у тебя о ней самое смутное представление. Большинство приехавших с нами инженеров было осуждено за «вредительство» (58-7) и «диверсии» (58-9), имели срока наказания в 10, 15 и 20 лет. Эти маститые инженеры, механики, многоопытные конструкторы были отправлены на лесоповал; все, кроме троих, погибли в первую же зиму.