Краски я никогда не сгущаю, но называю вещи своими именами, так как не смею ничего сглаживать, прикрывать, замалчивать.
В этих «Записках» я буду стараться писать только правду. В отношении самого себя я считаю это обязательным и выполнимым, в отношении других сделаю всё возможное, чтобы избежать ошибок.
Человеку, пожелавшему изложить перипетии своей жизни, полагая, что этим он сумеет принести пользу людям, придётся для их объяснения передавать различные точки зрения своих собеседников и делиться своими размышлениями. Моим судьёй будет читатель.
По приезде в свободный мир новые друзья посоветовали мне отложить издание моей основной книги, написанной еще в Советском Союзе, и предварить его этими «Записками» с тем, чтобы:
— изложить современному читателю некоторые страницы пережитого, которые могут представлять общий интерес;
— рассказать об участи рядовых тружеников после катастрофы 1917 года, имевшей последствия не только для России. Я заслужил право считать себя выразителем и защитником интересов этих людей, так как сорок лет отработал по найму и принуждению; испытал все виды советской эксплуатации; подвергался уничтожению в сталинских лагерях; видел, как рядом погибали тысячи. Я обязан поделиться опытом и рациональными решениями, возникавшими в ходе борьбы за жизнь — свою и близких.
Первая книга охватывает тринадцать лет тюрем, лагерей, каторги из шестнадцати проведённых мною в заключении. Во второй книге этих «Записок» я постараюсь рассказать о своей жизни до ареста в 1940 году, о трёхлетнем пребывании в ссылке и о периоде после возвращения в Москву в 1956 году.
Иногда мне самому кажется невероятным, что я выдержал выпавший на мою долю жребий. Но мой тяжёлый путь был всё-таки не из худших. В тюрьмах и на этапах я пробыл три года. Благодаря специальности механика, я сумел сократить пребывание на общих работах до шести месяцев. В лесном лагере я не попал на лесоповал, в угледобывающем не спускался в шахты. Меня не заслали ни на строительство дорог, ни в медные рудники, ни на Колыму. И тем не менее, уже не говоря о пережитом, достаточно было одного сталинского пайка в течение тринадцати лет, чтобы загубить здоровье очень крепкого и выносливого человека.
Но следует сразу предупредить, дабы не создалось ошибочного мнения, что лагерь — приволье для инженеров, место диспутов и споров. Огромное число людей с высшим техническим образованием погибло. Лишь совпадение внутренних качеств и везения могли помочь выдержать: надо было быть двужильным и тянуть воз на ничтожном пайке.
События тридцатилетней давности врезались в сознание и стоят перед глазами, как будто произошли вчера. Но фактор времени благоприятно повлиял на два обстоятельства:
— ничто больше не мешает объективному восприятию, исчезли личные переживания и накал обид. События отстоялись, и я давно спокойно взираю на прошедшее;
— выводы и решения, приводимые в ходе повествования, прошли суровую проверку.
Я назвал эту книгу «Записки Сологдина», так как прообразы героев романа Солженицына «В круге первом» взяты из жизни, правдиво и ярко отражают тогдашнюю эпоху. Таков и мой литературный двойник Сологдин, от имени которого я решил обратиться к современному читателю и поведать ему о том времени.
С Александром Солженицыным мы находились в дружеских отношениях с 1947 по 1952 годы. По выходе из заключения виделись редко и расходились во взглядах.
Глава 1 Немного из прошлого
После катастрофы: как добили Святую Русь
В этой главе я останавливаюсь на главных вехах своего развития лишь схематически, так как подробно собираюсь осветить этот период во второй книге этих «Записок». Но мне представляется необходимым коротко объяснить читателю, в какой обстановке возможен был мой арест. Как получилось, что двадцатидевятилетний инженер, не вор, не убийца, не аморалист, попал в тюрьму и вернулся в Москву только через шестнадцать лет, да и то потому, что благодаря смерти Сталина отменили его пожизненную ссылку и его самого частично реабилитировали — к счастью, не посмертно — как большинство других зэков.
Мне уже за шестьдесят, здоровье мое надломлено, но я не теряю надежды, если будет на то воля Господня, рассказать подробно об этих годах во второй книге моих записок. А пока мне хочется пройти с читателем по тюрьмам, этапам, лагерям, познакомить его с заключенными, которые встретятся на нашем пути, вместе думать и спорить.
После 1917 года с первой, как ее называют, белой, эмиграцией выехала большая часть активной, протестующей и интеллектуальной России.