Выбрать главу

результат больной нравственности» , что я признаю существующий порядок

в России наилучшим и готов жизнью ограждать его от посягательств наших

самобытных «всесловных» интеллигентов или «сословных» социал-демокра-

тов , что я предан правительству и «мечтаю о счастье называться вернопод-

данным государя императора».

Таким образом , жандармскому полковнику не пришлось даже приложить

труд к моей вербовке, так как я, собственно, сам предложил сотрудничат ь

в охранке, на что и получил его согласие.

В результате хлопот полковника ГРОМЫКИ и моего ходатайства перед

департаментом полиции, после годичного сотрудничества с жандармским уп-

равлением, в октябре 1899 года министр юстиции МУРАВЬЕВ сообщил мне,

что «по высочайшему повелению государя императора» я — Николай КЛЕС-

164 ___________________ ЛУБЯНКА. Сталин и НКВД — НКГБ — ГУКР «СМЕРШ». 1939 — март 1946

ТОВ — освобожден от гласного надзора полиции, о чем поставлен в извест-

ность прокурор Московской судебной палаты.

С конца 1898 года я стал систематич ески доставлять Смол енскому жан-

дармскому управлению донесения о политических настроениях местных ли-

бералов и революционеров, сообщал, отчасти из мести, об антигосударствен-

ной работе студента ТЕОДОРОВИЧА, о котором показал выше, о местном

жителе , примыкавшем к народовольческому кружку , Михаиле ВАСИЛЬЕВЕ,

об учителе АЛЕКСАНДРОВЕ, о революционных настроениях лиц, входив-

ших в правление публичной библиотеки, о своем родном брате — Василии

КЛЕСТОВЕ.

Я же сообщил охранке о нелегальном печатании книги ТУНА по истории

революционного движения, о дебатах на земских собраниях, о медицинском

обществе, настроенном радикально, о деятелях уездного земства с теми же

настроениями, о местных студенческих кружках и другие данные, которых от

меня поступало так много, что в настоящий момент все их я затрудняюсь

вспомнит ь.

Передача охранке этих донесений осуществлялас ь через полковника ГРО-

МЫКУ, которого я время от времени посещал непосредственно в жандарм-

ском управлении, и через жандармского вахмист ра (фамилии не помню),

кото рый получал от меня пакеты и нап равлял их по назначению во в ремя

моего п роживания в го р. Вязьма, под Смоленском.

В Вязьме в те годы моя жена имела книжный магазин, я же ко рреспонди-

ровал в «Смоленский вестник» и «Московские ведомости».

П родав свой книжный магазин в Вяз ьме, моя жена вско ре п риоб рела такой

же магазин в Ставрополе, куда в 1899 году мы переехали на постоянное жи-

тел ьство.

Летом 1900 года студент ШУЛЬЦ — брат местного врача-окулиста — вру-

чил мне на улице листовку, нап ечатанную на г ектографе и содержавпгую

протест против подавления полицией студенческих б еспорядков.

Получив эту листовку, я направился в полицейское управление, но полиц-

мейстера там не застал и передал тогда листовку дежурному приставу.

В тот же день я был вызван в жандармское управление, где меня продер-

жали 7 часов, а затем в сопровожд ении полиц ейского чиновника препрово-

дили ко мне на квартиру, прич ем обыск был произв ед ен не в месте, где я

указал (у ШУЛЬЦА), а у меня на квартир е, куда явились полицм ейстер и два

пристава.

Ввиду ист ерики, которую закатила моя жена, об обыске стало известно

всем соседям, все это меня крайне взволновало.

В связи с обыском, который навлек на меня излишние подозрения, я об-

ратился с жалобой к директору департамента полиции, заявив протест против

действий жандармского ротмистра в Ставрополе, сослался при этом на то,

что давно уже известен департаменту полиции по моему «Смоленскому делу»,

и потребовал ответа — с какой стати мои показания, данные жандармскому

ротмистру, обсуждались полицмейстером в присутствии пристава .

Эти показания — писал я в своей жалобе — мог лишь знать прокурор и

начальник охраны, зачем же они стали достоянием пристава . Я высказал

также свое недоумение по поводу того, что против квартиры ШУЛЬЦА, о

котором я донес полиции, был поставлен городовой, когда можно было бы