С этой целью я написала заявление на Ваше имя, на имя Вашего заместителя Кобулова и прокурору наблюдающему за следствием с просьбой меня вызвать, но все безрезультатно.
Полгода после этого я просидела в камере без единого вызова. 26 февраля 1940 г. мне объявили решение ОСО о том, что я как социально опасный элемент лишена свободы сроком на 8 лет.
Считаю необходимым заявить, что я никогда не принадлежала к категории социально опасных…»
Последнее утверждение Лена обосновывает фактами биографии.
И в заключение:
«Прошу Вас принять во внимание все вышеизложенное, пересмотреть мое дело и освободить меня.
16-го февраля 1941 г. Поселок Ухта, Коми АССР Почт, ящик 226/1».
Буквально накануне войны за Е.Г. заступается сам Серафимович.
Бланк: Александр Серафимович
СЕРАФИМОВИЧ
Адрес: Москва, Дом правительства, ул. Серафимовича, 2, подъезд 13, кв. 256
Тел. 131—68—21
(Заявление написано собственноручно)
«Уважаемый товарищ Берия.
Гр. Жуковская-Шатуновская Елена Георгиевна арестована в 38 г., как жена. В тюрьме последний следователь, Данилин, не имея, как и предыдущие, данных для обвинений, использовал подлейшую и глупейшую лжесвидетельницу из одной камеры Зайончковскую-Попову О.А. Вот и весь обвинительный материал. Жуковская-Шатуновская получила 8 лет и сейчас в лагере Ухте (Коми).
Перед нами одна из роковых ошибок, — не было индивидуального подхода. Мы имеем дело с передовой советской женщиной, крупным научным работником-химиком, с блеском работавшим в области обороны. Она могла бы дать работы еще крупнее, но в суровых условиях лагеря ее силы и способности погаснут. А ведь как оборона нуждается в таких даровитейших людях, без вины вычеркнутых из наших кадров.
Товарищ Берия! Вам было подано заключенной заявление — копию прилагаю — убедительнейшая просьба рассмотреть его. Освободите, верните к настоящей работе. Большое и справедливое дело будет сделано для обороны страны.
21/VI—41.
С коммунистическим приветом
А. Серафимович».
Трудно поверить, что обращение знаменитого писателя осталось без ответа, но тем не менее такового я в деле не обнаружил. Возможно, решили ограничиться отказом на заявление Лены.
Письмо Серафимовича Берии
Александра Серафимовича довелось мне повидать самому. Как-то под вечер, еще до войны, зашел я к Георгию Борисовичу в очередной раз проведать детей (кстати, им в помощь моя мать ежемесячно давала 100 рублей).
Хозяина я застал нездоровым. У его постели сидел названный писатель, который в момент моего появления собирался уже уходить. Серафимовичу было в то время за семьдесят пять. Приземистый, сухощавый, бодрый. Спросил: «Куришь?». Я ответил отрицательно. «Молодец, и не кури. Мне уж вон сколько лет, а все не курю».
Дом, где на втором этаже обитал Георгий Борисович, был старый, деревянный, лестница темноватая, да и улочка вовсе неказистая, хотя не так далеко от центра. Хозяйка предложила проводить немолодого гостя. Куда там! «Я сам вас могу проводить», — отрезал Александр Серафимович с шутливым задором.
Еще одна просьба о пересмотре, написанная в НКВД отцом Лены, датируется 4-м сентября 1941 г. и отправлена из Елабуги Татарской АССР. Название этого города теперь неразрывно связано с памятью о Марине Цветаевой, трагически окончившей там свои дни. Елабуга была пунктом, куда эвакуировали членов ССП. Письмо Георгия Борисовича написано на 4-й день после гибели великой поэтессы. Не знаю, была ли Цветаева принята в упомянутый Союз советских писателей. Судя по БСЭ — не сподобилась.
Представляется, что с точки зрения информативности заслуживает опубликования следующий документ.
СССР НКВД Секретариат Особого Совещания… июля 1942 г.
№ 56/С— 822/3 Свердловск
Москва, пл. Дзержинского, 2 Тел.: коммутатор НКВД Краткое содержание:
Секретно
В 1 Спецотдел НКВД СССР
(4-е Отделение) гор. Свердловск
Направляем архивно-следственное дело
№ 795159 по обвинению Жуковской-Шатуновской Елены Георгиевны и жалобы осужденной и ее отца для хранения в архиве.