— Весь седьмой отдел? Это сколько же человек?
— Гусак, Шебалин, Щеглов, Понькин, Бадвей, Скрябин, Ермолов, Соловей, Шевчук, Круглов, Латышёнок. Все, кроме Енина.
— И все подтвердили твои обвинения?
—Да.
— Ты видел эту кассету?
— Кассету не видел. Но мне рассказывали, что генералы смотрели и возмущались нашей наглостью. Ковалёв начал с того, что иностранные спецслужбы неустанно ведут работу по разрушению наших правоохранительных органов и ФСБ, систематически и всячески пытаются их дискредитировать. Этим занимаются Англия, США, страны НАТО, а также Израиль. Речь длилась двадцать минут. Кругом враги, мы в плотном окружении, а есть люди, которые не понимают, что играют на руку западным спецслужбам, либо с ними связаны.
Когда он закончил, встал я:
— Николай Дмитриевич, я не являюсь агентом ни израильской, ни американской спецслужб. Я бы не хотел так далеко уходить в политику. Я вот на бумаге могу расписать, чем некоторые наши генералы занимаются. Причём распишу подробно, приведу конкретные эпизоды преступной деятельности.
Ковалёв замотал головой:
— Не надо мне твоей схемы. Сегодня вас должны вызвать в военную прокуратуру для дачи объяснений по поводу ваших рапортов. Я бы попросил вас (обратился ко мне) сказать в прокуратуре, что этого вообще не было, что Камышников ничего такого не говорил. И на этом всё успокоится. Вы понимаете, ведь это же какой удар по Системе.
— Я не могу отказаться от своих слов и врать в прокуратуре, — ответил я.
Лысков предложил: «Можно сказать по-другому. Что да, Камышников говорил, но это был не приказ, а просто шутка. Нелепая шутка, и всё». Я возмутился: "Какая шутка? Это был приказ. Почему я должен врать? Не буду я этого делать».
И тут Ковалёв произнёс:
— Александр, но мы ведь можем тебя посадить в Лефортово, ты же знаешь.
— А за что?
— Ну, изучим твою рабочую биографию, что-нибудь да найдётся, —улыбнулся он. — Но мы же этого не хотим. Ведь то, что вы делаете, по органам бьёт. Всё должно быть тихо. Зачем сор из избы выносить?
И я предложил:
— Хорошо. Я понимаю, что это ударит по органам, и предлагаю следующее: назначьте комиссию и во всём разберитесь внутри органов. В комиссию должны войти не только те, кого вы сами предложите, но и те, кого мы назовём. Мы знаем честных генералов, которые во всём разберутся.
Ковалёв согласился: "Хорошо. Вы не ходите в прокуратуру, а мы назначаем комиссию». Я отказываюсь: «Нет, вы сначала назначьте комиссию, и тогда мы не пойдём в прокуратуру».
«Ну ты понимаешь, требуется время, чтобы подготовить приказ». —"Какое время? Вот сейчас и напишите от руки приказ. Назначаем комиссию, начинаем работать. Если комиссия выяснит, что мы наврали, то уйдём сразу же, напишем рапорта и уйдём. И тогда можете сажать. А если выяснится, что мы говорим правду, то пусть уйдут те, другие".
Ковалёв: «Нет, для начала вы не пойдёте в прокуратуру, а потом мы назначим комиссию». Мы: «Нет, наоборот». Ковалёв: "Ладно, я должен подумать. Но пока в прокуратуру не ходите. После обеда я дам вам ответ».
На этом совещание закончилось, и мы поехали в отдел. Часа в два-три мне позвонили из прокуратуры. Человек представился: «Генерал Анисимов, начальник Управления по надзору за ФСБ", — и пригласил к себе для дачи объяснений.
Я пошёл к Гусаку: «Меня уже вызывают. Что сказал Ковалёв? Будет комиссия или нет?» Гусак позвонил Ковалёву, тот ответил: «Подождите, пока не ходите». Гусак в панике: «Николай Дмитриевич, они идут туда…»
Мы собрались: я, Шебалин, Понькин и Латышёнок, и отправились в прокуратуру. Приходим к Анисимову, тот вызывает следователя: «Развести по разным кабинетам и допросить». Меня оставил у себя в кабинете. Напротив сидит полковник Минченко, начальник отдела. Они меня начали допрашивать, и я им всё рассказал. Причём не только о том, что мне давали команду убить Березовского, а также и по Джабраилову, и по Трепашкину то, что мне было известно. Я рассказал и о том, что Хохольков в своё время ставил мне задачу выбить деньги за наркотики у некоего уголовного авторитета, Нанайца.
Анисимов спросил: «И ты это всё подпишешь?» Я кивнул. «Да, — говорит, — сынок. Будучи лейтенантом, я вёл дело Судоплатова. С тех пор ничего подобного не слышал. Приходи завтра, мы составим протокол, и ты его подпишешь. Или не подпишешь".
Я на следующий день прибыл в прокуратуру. Подписал. Через некоторое время звоню и спрашиваю: «Что с нашим заявлением?» Анисимов: «Возбуждено уголовное дело».
Дело было возбуждено по факту превышения и злоупотребления У должностными полномочиями руководством УРПО ФСБ России. После этого оно было передано в Следственное управление Главной военной
прокуратуры. — Я в жизни не поверю, что в это время Березовский не тянул
•за все нити, не использовал все связи — Юмашева, Савостьянова, Дьяченко, чтобы разобраться с Хохольковым и Камышниковым.
— Наверное, использовал. Только факт, что у него ничего не вышло
— дело-то закрыли. Но ФСБ тоже не дремало. В газете «Сегодня» появилась
статья, где я обвинялся в десяти убийствах и пятнадцати разбойных нападениях. Мне позвонил Березовский и спросил: «Это правда?» Я говорю:
«Нет». Тут он мне сказал: "Я только что вышел от Савостьянова, где тот устроил мне «очную ставку» с Ковалёвым. Ковалёв посоветовал тебе не доверять. «У нас, — говорит — есть информация, что Литвиненко занимался „убийствами“. Я спрашиваю: „Ну а вы, Борис Абрамович?“ — Я ему сказал:
«Николай Дмитриевич, не Литвиненко занимался убийствами, а Гусак. И вам грех его обвинять, потому что он это делал по вашему приказу». На следующий день меня встретил Гусак и спрашивает:
— Это ты рассказал Березовскому про дагестанцев?
— Да, я. А ты откуда знаешь?
— Мне Ковалёв вчера сказал, что Березовский ему на меня жаловался. Я тебя предупреждаю, эти дела серьёзные, там конкретные трупы, а не какие-то мифические приказы. Если ещё где-нибудь ляпнешь, мы с тобой будем уже по-другому разговаривать.
Я ему говорю:
— Знаешь что, Саша. Вот ты ходишь, уговариваешь ребят отказаться от показаний. Занимаешься шантажом. Если тебе есть чего бояться — это твои проблемы. Наступил момент истины, и каждый будет сам отвечать за свои дела.
— В конце июля Ковалёва сняли, и на его место был назначен друг Березовского Путин. Это не помогло?
— Во-первых, Березовский сблизился с Путаным гораздо позже, в 1999-м. Если Путин и был кому-то друг, так это Пал Палычу Бородину, у которого работал заместителем до перехода в ФСБ. Во-вторых, как показали последующие события, не такой уж он был друг Березовскому. А в-третьих, Путин был человек новый, он не хотел, да наверное, и не мог с ходу наезжать на двух генералов, у которых в ФСБ всё схвачено. Директора приходят и уходят, а профессионалы остаются на месте. Мог ли он, второстепенный подполковник, рулить ФСБ? Ведь это действительно гидра, и нет в госбезопасности такого человека, который бы знал, что на самом деле находится на конце каждого щупальца. Директор ФСБ, конечно, знает, какие существуют подразделения, но до конца их возможностей — не знает! Схема управления этой гидрой просто отсутствует, приводные ремни оборваны.
Мне, кстати, объяснили, как Хохольков и Камышников себя обезопасили. Так прикрылись, что даже Путин им был не страшен.
— Кто объяснил?
— Трофимов, начальник Московского управления. Он нам симпатизировал, но предпочитал держаться в стороне. Он человек опытный.
Вот как-то раз в начале июля вышли мы с ним поговорить на улицу. Спрашивает: «Как ваши дела, Саша?» Я ему рассказал про прокуратуру, уголовное дело, про запись Доренко, а он пожевал губами и говорит: «Я думаю, Саша, вы проиграли».
— Почему? — спрашиваю.
— А ты что, газет не читаешь? Вот, — говорит, — убили генерала Рохлина. Кто ж их теперь тронет?
Сказал — и пошёл. А я стою ошарашенный. Рохлина-то ликвидировали
высокопрофессионально да на жену убийство свалили. По почерку на наших похоже. Неужто мои генералы ещё и Рохлина убрали, пока мы на них рапорта писали.