Бабах! Шарах! Короткая пауза, отделившая фамилию Андреева, произнесенную по ошибке полковником, от фамилии И.О., взорвалась в перегруженном мозгу "подследственного" и медленно поднялась ослепительным грибом под самую теменную кость так, что череп И.О. чуть не разлетелся вдребезги. "Это все Андреев, Андреев... А я-то, негодяй, - чуть не плакал И.О., успевая все-таки сохранять на лице то же скорбное выражение, какое было у него перед полковничьей оговоркой, - допускал мысль, что кто-то из "конторы" стучит, - какое чудовищное предательство! Да пусть меня расстреляют, пусть сгноят у черта на куличках, пусть четвертуют, казнят, но я ни за что, никогда, ни в одном из своих существований, ни в одном из существующих и еще не открытых измерений и миров, ни во сне, ни наяву, ни на том свете, ни на этом - не стану стукачом!"
Но Сузи... Как же быть с моей Сузи?...
"Вы меня простите, Иван Петрович, но я не понимаю, почему так быстро дали результат... В лучшем случае они дают его на следующий день... Я должен подождать еще моего результата", - с мрачной надеждой промямлил И.О., вспомнив наконец о Мишанином наказе и своем визите в лабораторию. "Какого еще результата?! Где?!" - чуть не задохнулся в отчаянии полковник. "В платной лаборатории..." - тут И.О. осекся и потупил голову. "В какой?" зловещим шепотом спросил Иван Петрович, и И.О. отвернулся от него, сыграв свою роль просто блестяще - прикусил губу и стал тупо разглядывать потолок. Иван Петрович взял себя в руки и после полуминутной паузы спросил презрительно и равнодушно: "Ну, а запрос из Румынии? Или ты думаешь, что это тоже выдумка?" И.О. из последних сил изобразил на лице слабую надежду и молча пожал плечами - мол, кто знает, а вдруг повезет, на что Иван Петрович искренне расхохотался: "Ну и наглый же ты, братец! Перезаразил пол-Румынии и еще выкобениваешься. Так, где ты сдавал кровь?" "Румыния, опять Румыния..." - забарабанило в мозгу И.О., и он вдруг с неожиданной злостью прокаженного взял и ляпнул, точно плюнул: "А вот не скажу!"
"Ну, что ж, ну, что ж..." - Иван Петрович посмотрел на И.О. с удивлением и жалостью, встал и молча вышел.
Невероятное возбуждение охватило И.О. Какая-то неведомая хитрость в Мишанином плане хоть как-то помогала ему - на самом деле им все могут сделать очень быстро, да и вообще могут сделать все, что угодно, - ведь в каждой захудалой лавочке есть свой КГБ - "первый отдел", превосходное изобретение сталинских времен, а там уж все как положено - и штатные, и по договорам, и энтузиасты-бессребреники... Иван Петрович наверняка названивает сейчас во все платные лаборатории и отдает приказ отыскать несуществующий анализ И.О. Но зачем все это Мишане? Неужели для того только, чтобы у И.О. было достаточно времени на размышления?
Через десять минут распахнулась дверь - Иван Петрович был весь в деле. "Так ты сдавал кровь в платной лаборатории на Горького? Думал, что мы не узнаем?"
И.О. остолбенел, глотнул ртом воздух, дернулся рукой куда-то вверх, чтобы за что-нибудь уцепиться, - это было слишком, слишком! А Иван Петрович ухмыльнулся и захлопнул дверь. Мистика? Предательство? Подслушали разговор? Донес Крепыш? Мишаня? Или опять все тот же Андреев? Может, он сейчас сам, когда оставался один, бредил вслух? Или они уже дошли до того, что читают мысли на расстоянии? Но почему столько наваливается на одного человека? А вдруг хребет затрещит, не выдержит? Ну, конечно, за ним следили, может быть, снимали на пленку, ведь заранее предупредили - вот тут-то, наверное, и зарыта собака... А потом просто издевались, играли, как с мышонком, чтобы вытрясти из него все силы, выбить способность соображать, потребность оставаться самим собой, а в заключение добить этими двумя бумажками. И никакой Мишаня с его смехотворными планами, никакие наивные увертки и хитрости не могут одолеть этого тупого, с миллионами шестеренок и колес, наглого, как танк, Голиафа. Куда ему, ничтожеству, замахиваться на него своим картонным мечом! - одно движение, плевок, чих, сморкание, - и он перетерт, перемолот, раздавлен, расплющен, размазан! И.О. наконец понял всю глупость, всю бессмысленность убогих ухищрений, и лишь досада на Мишаню впервые в жизни охватила его. Мишаня с его вечной страстью все превращать в игру в этой трагикомической пьеске не рассчитал его, И.О., чахлых и жалких силенок - в сущности плевать хотел Мишаня на И.О., ему бы только поиграть, поплести интриги, подразнить быка.
Хватит. Поиграл. Слишком много взлетов и падений, горячего и холодного, слишком большая нагрузка на психику - "села психика", как говорят в "конторе". Нервы перекручены, точно выжатое полотенце, да и сам он - как старая тряпка, которую даже в доме держать неприлично - сначала ее кладут на порог, потом выкидывают за дверь, а там затаптывают в грязь, и ее уже просто не существует - грязь да и только.
Прошло еще два часа, а И.О. все сидел, обхватив голову руками, пытаясь как-то заглушить звон в голове и тошноту - он даже не завтракал, а на улице уже смеркалось. Силы его покидали, он словно закостенел, и только чистый листок бумаги, лежавший на столе перед ним, заставлял его возвращаться к безжалостной действительности. Покаяться. Продаться. Написать список: злополучная Марьон, Лиза, Валя, Лена... Ведь если не Марьон, то уж кто-нибудь из них троих; потом опять Румыния - Люминица, Шуша (ах, эта Шуша - да была ли она на самом деле?), да, натворил дел, ничего не скажешь, наломал дров, - и снова Москва, запой на радостях - балеринки, актрисульки, секретарши, лесбиянки, Рая, Люся, всех и не упомнишь. И вот вам финал Сузи! Румынский сувенир пошнырял по Москве, наследил и - в кругосветное плавание. Ох, сколько раз пересекал он океан со времен открытия Америки, и сколько еще предстоит ему подобных путешествий!
Но ведь Сузи - это любовь, страдание, счастье, это, в конце концов, семья и дети, а не просто красивая жизнь; да останься она завтра без всего разве он бы от нее отказался? Вздор. Разве виноват он в таком совпадении: красота, ум, богатство - и все в ней одной? Да вообще, разве он в чем-нибудь виноват, раз жизнь такая? Впрочем, все поздно. Вспоминать поздно. Жить поздно. "Да и время уже позднее", - сказал вслух И.О. и взглянул на часы: он пробыл здесь уже более девяти часов.
В коридоре послышались торопливые шаги, дверь распахнулась, и Иван Петрович с каменным лицом протянул И.О. знакомую серенькую бумажку. И.О. задохнулся от сердцебиения - не потому, что на что-то еще надеялся, нет, просто от полковника веяло такой силой и безжалостной решимостью, что И.О. почувствовал себя приговоренным к смертной казни - сейчас ему прочитают приговор, выведут в темный коридор и выстрелят в затылок. А ведь как все просто - скажи "да", подпишись под бумажкой, стань винтиком, шестеренкой, забудь навсегда, что ты Венец Создания, Подобие Божие! - и будешь сносно жить, всегда будешь иметь подстилку, стойло с сытой пищей, а по праздникам будешь приобщаться к рациону сильных мира сего - перепадет и тебе рублей двадцать в сертификатах на визит в кормушку - поистине великое изобретение нашего чудного времени!
"Ну, теперь что скажешь?"
"Да-да, - хрипло бормотал И.О., разглядывая справку - опять это троекратно отпечатанное на машинке суровое слово:
Положительно...
Положительно...
Положительно.
И.О. морщил лоб, перечитывал свою фамилию... Но при чем здесь он?!
"Это не мой анализ... - сказал он тихо и заплакал, кусая кулаки, чтобы сдержаться, что бы там ни было, а на справке стояла его фамилия, а не Андреева! - Это не моя справка!" - рыдая, повторял И.О. "Напакостил, так будь мужчиной, веди себя прилично!" - прикрикнул с презрением Иван Петрович, а И.О. вспомнил Мишаню и засмеялся. Он продолжал вот так плакать и смеяться и - слава тебе, Господи! - сообразил, что пока ни в коем случае нельзя раскрывать Мишаниного секрета. Он здоров - теперь это ясно на все сто процентов. Это наглый трюк. Шантаж. Провокация. Подлый и жестокий обман. Мишаня, милый Мишаня обвел их вокруг пальца! "Я к вашим услугам!" - вот где ты, голубчик Андреев, пригодился, вот ты и у нас послужил малюсенькой шестеренкой, - да, да, это именно так, это Мишанин почерк, - а иначе зачем бы он просил И.О. сдать кровь на имя Андреева? Значит, в лаборатории была андреевская кровь, сданная на имя И.О. А что если сам Андреев болен этим? Да какое теперь это имеет значение! Им ведь нужно только одно - убедить его, что он болен, - заманчиво иметь своего агента в семье министра и посла не совсем дружественной страны. Небось, на этом деле милейший Иван Петрович хотел в генералы выйти, никак не меньше. Но каков Андреев! Каков мерзавец! И волна жгучей жажды мести захлестнула И.О. - это из-за Андреева он навсегда потерял Сузи, будущее, здоровье... Месть, одна только месть - вот что спасет, вот что вернет к жизни...