— Ага, а резать их вам полномочия позволяют? — спросила Женя с едкостью в голосе.
— А им кто позволяет это делать? — я начал закипать.
— Ты понимаешь, что говоришь? Они преступники, а ты военный.
— Значит, мужикам, что пытали меня, когда я был в армии, можно было это делать, а я должен сдерживаться? — сказал я раздраженно.
— Да, ты должен сдерживаться, иначе ты будешь таким же преступником они, — таким же тоном ответила мне Женя.
Я замолчал. Женя смотрела на меня разозленным взглядом. Я впервые видел ее злой. Но больше всего меня расстраивало то, что Женя расстроилась из-за меня. Ничего больше не сказав, Женя ушла в соседнюю комнату. Я остался на кухне. На плечи сразу же будто навалилась гора. Опустившись на стул, я достал пачку «Parlament». Потом из другого кармана достал зажигалку. Но я так и не закурил. «Все плохое, что ты сделаешь в своей жизни, будет причинять тебе боль». Фраза, которую отец сказал, когда я подрался в первый раз, вспомнилась как раз вовремя. Я раздавил сигарету в кулаке. Потом точным броском выкинул сигареты в окно. Постояв немного, я пошел в комнату, где спала Женя. Дверь была закрыта. Я постучался, но Женя не ответила. Я некоторое время постоял у закрытой двери, потом открыл ее. Женя лежала на кровати, спиной ко мне.
— Я зайду? — спросил я, стоя в проеме.
— Ты без стука открыл дверь и еще спрашиваешь разрешения? — спросила в ответ Женя. Но прежде, чем я ответил, она продолжила. — Заходи, раз уж пришел.
Я зашел в комнату. Зайдя, я взял стул у компьютерного стола. Потом осмотрелся. Видимо, здесь была комната парня, которому было лет восемнадцать. На стенах висели плакаты, порезанные в нескольких местах, в углу висела гитара. Я подошел к ней. Провел по струнам.
— Ты молчать пришел? — спросила Женя, все еще лежа ко мне спиной.
— Я не знаю, с чего начать, — сказал я, смотря на гитару. Потом я повернулся, подошел к кровати, на которой лежала Женя, сел на край. — Прости меня, Жень. За то, что я не сдержался. Я не имею никакого права повышать на тебя голос.
Женя ничего не ответила. Она продолжала лежать на боку, спиной ко мне.
— Мне никогда не нравилось пытать людей, — произнес я, смотря перед собой. — А спокоен я так из-за того, что каждый раз, когда я причиняю преступникам боль, то вижу тех, кто пытал меня.
— То есть ты вымещаешь свою злость на своих мучителей на других, — не поворачиваясь ко мне, сказала Женя.
— Получается, что да, — согласился я.
Женя зашевелилась. Я посмотрел на нее. Волосы Жени в беспорядке лежали на кровати, на лице были видны дорожки от слез. И все это на ее прекрасном лице из-за меня.
— Прости меня.
— Меня расстроило не то, что ты пытал того человека, а то, что ты не понимаешь то, что делая это, ты становишься на одну планку с ним, — сказала Женя.
Она смотрела на меня.
— Никогда о подобном не думал, — признался я.
Женя руками стерла слезы с лица, потом села рядом со мной. Потом посмотрела на меня. Я не мог оторвать взгляда от ее зеленых глаз. Мы не говорили ни слова. Слов было не нужно. Женя подсела ближе, и поцеловала меня.
— Дай мне слово, что больше ты никогда не будешь пытать людей, — потребовала она, немного отстранившись от меня.
— Даю слово.
— Слово военного? — уточнила Женя.
— Конечно.
Женя улыбнулась, и положила руки на мою шею. Потом снова поцеловала меня. Мы опустились на кровать. Мои руки лежали на талии Жени.
— И все-таки я виноват.
— Об этом мы поговорим позже. А сейчас молчи, — улыбнулась Женя, и закрыла мне рот ладонью.
Я проснулся от того, что в глаза мне ударил солнечный луч. Зажмурившись, я на ощупь нашел свои часы. На них было почти девять. Я попытался сесть, но понял, что не могу. Я повернул голову направо, и увидел, что голова Жени лежит на моей груди. Ее руки обхватили мою левую руку. Я вспомнил, что произошло вчера, и вздохнул. Не нужно было доводить до этого. Но ничего уже не изменить. Все произошло, как произошло. Я снова посмотрел на Женю. Ее лицо было закрыто волосами, но и так было видно, что она красивая. Словно почувствовав мой взгляд, Женя открыла глаза. Сначала она тоже зажмурилась от солнечного света, потом посмотрела на меня, и улыбнулась.
— Доброе утро, — сказала она.
— Доброе, — поздоровался я. — Нам пора выдвигаться.
— Угу. Сколько время?
— Полдевятого. Уже рассвело. Причем довольно сильно.
— Тогда встаем.
Женя убрала голову с моей груди, и отпустила мою руку. Я сел на кровати, и начал одеваться. Надев брюки, я взял футболку. К моей спине прикоснулись женины пальцы. Она коснулась одного из моих шрамов, которые я получил, когда меня пытали. Она провела рукой вдоль него, потом спросила: