— Боюсь, — сказал Дэвид, — что мне не подняться по лестнице. Гораздо ближе кушетка в гостиной.
Андреа осторожно проводила его в гостиную.
— До чего же я зол, — простонал он, вытягиваясь на кушетке.
Андреа положила ему на голову холодное мокрое полотенце.
— Ты кошмарно выглядишь. Как ты упал?
— Ничего не помню. Наверное, на виске должна быть ранка. Когда я пришел в себя, у меня текла кровь.
Андреа снова вышла, чтобы захватить какой-нибудь антисептик. Ее руки дрожали.
— Но кто же мог ударить тебя? — вернувшись, спросила она, вытирая ему лицо мокрым полотенцем.
— Вот этого я не знаю. Я нашел еще одну дверь в одном из этих расширений хода, на голой стене в конце прохода. Могу поклясться, что стена находится как раз под домом. Дверь открывается небольшим рычагом и ведет в небольшое помещение с лестницей. Я как раз собирался поглядеть, куда ведет винтовая лестница, как кто-то ударил меня. А когда я пришел в себя, то находился совсем в другом месте этого подземного лабиринта. Мне потребовалось немало времени, прежде чем я выбрался оттуда… Ой, немного полегче! Это снадобье так жжет!
— Это хорошо, — успокоила она его, — по крайней мере, не будет инфекции.
Дэвид взял ее свободную руку и поцеловал в локоть.
— Андреа, — прошептал он, — погляди на меня.
Помедлив, она посмотрела ему в глаза. Она понимала, что более не сможет скрывать свои чувства. Теперь в его темных глазах не было и следа насмешки.
— Не нужно опасаться меня, — попросил он, — верь мне. И помоги.
— Я верю тебе, Дэвид. И я буду тебе помогать. Он закрыл глаза. Когда она захотела уйти, он удержал ее.
— Останься, пожалуйста, — попросил он, — и поговори со мной.
— О чем?
— Да все равно. О чем хочешь. О твоей жизни, Твоей семье. О том, чем ты занималась до своего приезда на ферму. Короче — рассказывай, что хочешь.
Андреа взяла его руку и начала тихо говорить. Через несколько минут он заснул. Она осталась сидеть рядом с ним до рассвета, гладила его волосы, лоб, лицо. Потом она взяла покрывало и набросила на лежащего Дэвида.
Утром она разбудила Фелицию и рассказала ей, кто к ним приехал.
Дэвид проспал почти до полудня. Вторая половина дня была похожа на сказку. Фелиция была более чем счастлива.
— Теперь-то вам нравится дядя Дэвид, — сказала она Андреа, когда вечером та укладывала ее спать. — Но мне хотелось бы, чтобы он пожелал мне спокойной ночи до того, как уедет.
Андреа вышла к Дэвиду на веранду.
— Да, мне придется скоро уехать, — подтвердил он, — а сейчас пошли со мной.
Он провел ее в тот угол веранды, который располагался ближе к озеру. Луна проложила по воде сверкающую дорожку. Вода была темной и как бы подернутой туманной дымкой.
— Не уезжай сегодня, — попросила она, — прошу тебя, только не сегодня.
Когда он обнял ее, Андреа принялась целовать его со всей накопившейся за этот счастливый день страстью.
— Но мне нужно уехать, — сказал он.
— Нет. Не сегодня. Тебя снова изобьют. Пусть они думают, что до смерти напугали тебя.
— Хорошо, — наконец сдался он, — только, пожалуйста, потише.
Он целовал ее с какой-то первобытной яростью. Его губы скользили по ее шее. Дэвид нетерпеливо сбросил бретельку ее платья.
— Нет, — внезапно почти трезво бросил он, — это не то место, где можно отдаться любви.
— Да, — подтвердила она, не делая, однако, каких-либо попыток отвергнуть его ласки.
Когда несколько позже она шла к себе в комнату, то чувствовала себя разочарованной и одинокой — как ребенок, с которого стянули теплое одеяло.
Он оставался с ними целую неделю. В присутствии Фелиции они вели себя друг с другом подчеркнуто вежливо. А после того, как рассказали Дюмонам, что Фелиция может ходить, уже не было необходимости постоянно находиться рядом с нею. Дэвид брал девочку с собою в поездки и на пикники на другой стороне озера, много и охотно играл с нею.
Ночи же принадлежали им двоим. Андреа ожидала каждую их встречу с нетерпением. И хотя она понимала, что ее влюбленность сродни безумию — ей ничего не хотелось изменять. Да она и не смогла бы, даже если бы захотела этого.
Однажды она заметила, что скорее всего то, что их связывает, не любовь, а нечто иное.
— Так что же тогда? — удивился он. — Только секс и страсть? А как же по-твоему должна проявляться любовь?
— Любовь другая, — попыталась объяснить она. — Любовь всегда нежная и радостная.
Дэвид лишь рассмеялся на это и поцеловал ее с такой страстью, что у нее даже перехватило дыхание, после чего рассмеялся. Его смех прозвучал чертовски дико, и Андреа вновь почувствовала уже забытый страх. Она даже инстинктивно отпрянула от него.
— Ты права, — несколько позже согласился он, — это действительно просто сумасшествие, — а затем объявил ей, что намерен вернуться в «Пристанище Отшельника».
— Всему свое время, — пояснил он. — Я отправил через Нью-Йорк домой письмо, в котором сообщил о своем скором возвращении. Они наверняка уже беспокоятся, почему это меня нет до сих пор.
— Но без тебя я не хочу здесь оставаться, — сказала Андреа.
— Даже каких-нибудь пять дней? Удивленно подняв брови, Дэвид рассмеялся.
— Ну, не будь таким жестоким, Дэвид, — запротестовала она.
— Я совсем не жестокий. — Он покачал головой. — Ты просто сумасшедшая девчонка. Ты знаешь и жизни много, и в то же время — ничего.
— Что ты хочешь этим сказать? — настороженно спросила она, но вместо ответа он только поцеловал ее.
Дом у озера потерял всю свою привлекательность после того, как он уехал. Фелиция и Андреа начали скучать, и однажды Фелиция даже предложила сократить их отдых на озере. Тем не менее Андреа отклонила это предложение, дабы не обнаружить свои чувства и свою тоску, Все это время она ничего не слышала о Вене, да и совсем не думала о нем. Но и Дэвид тоже не писал и не звонил после своего возвращения на ферму.
За два дня до отъезда на ферму им неожиданно позвонил Бен. Андреа вначале подумала, что это Дэвид, и ей затем пришлось искусно скрывать свое разочарование.
— Мне не хватает тебя гораздо больше, чем я хотел бы того, — сказал он.
Андреа уверила его, что тоже скучает. Это, конечно же, было ложью, поскольку все ее мысли были заняты только Дэвидом.
— Ты уже подумала о том, что ты хочешь? — спросил он.
— Чего я хочу? — удивилась она. — Ты имеешь в виду, когда я уеду с фермы? Пока даже не представляю себе. Мне будет очень нелегко оставить Фелицию, но…
Оговоренный заранее с Дэвидом план предусматривал, что она должна всем говорить о своем предстоящем отъезде.
— Постой-ка! — запротестовал Бен. — Мне казалось, мы пришли к единому мнению относительно того, что ферма небезопасна для тебя.
— Ну да. Ты прав, Бен, — согласилась она. — Но все это не так просто.
— Понимаю, — возразил он, — но ты слишком много для меня значишь, а потому мне не хотелось бы, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
— А Фелиция?
Андреа услышала, как он вздохнул.
— Ну да. Я понимаю тебя. В конце концов, не кто иной, как мой отец, помог ей увидеть свет. А ее отец был моим лучшим другом. Если бы только можно было уговорить Гордонов отправить Фелицию в интернат или отослать Джастина в специализированное заведение.
— Я не могу себе представить, чтобы Джастин имел какое-либо отношение ко всему этому. Я уверена, что это кто-то другой.
Услышанное, казалось, ошеломило Вена.
— Но кто же тогда? — наконец спросил он.
— Не представляю.
Не могла же она в конце концов рассказать ему об открытии Дэвида, или о том, что сама когда-то считала Дэвида виновником всех несчастий.
— Ну, послушай, — очень мягко начал он, — в общем-то мне все равно, кто это делал. Для меня важно одно — чтобы ты находилась в безопасности. Для Фелиции я сделаю все, что в моих силах. Будем надеяться, что мистер Гордон в конце концов прислушается к моим советам. Я даже готов порекомендовать ему хорошую школу для детей с физическими недостатками.