— Дело прошлое или все еще продолжается?
— Еще продолжается.
— Поэтому-то ты и сидишь как на иголках? — с любопытством посмотрел на него Бербенни. — Извини, что я хожу вокруг да около, но она мне сказала, что ты предпочел бы пока не входить в подробности.
— Верно, — стушевался Мариано.
— У меня такое впечатление, будто я обследую больного, который не желает признаться в своей болезни.
Бербенни отправил обратно в рот сигару, но та успела потухнуть.
— Впрочем, я к этому уже привык. Первый признак старости — привычка ничему не удивляться. Итак, в чем же ты повинен? Это по крайней мере ты можешь сказать?
— В укрывательстве.
— А, — вздохнул Бербенни, — наконец-то!
Он снова зажег сигару и, втянув щеки внутрь, сделал глубокую затяжку.
— Хранение бумаг?
— Нет.
— Укрывательство людей, вещей?
— Людей. Короче говоря, — признался наконец Мариано с усталым видом, — дело заключается в следующем: я предоставил кров человеку, сбежавшему из тюрьмы.
— У себя дома?
— Нет, за городом, в Альяте.
— Политическому?
— Да.
— За что его посадили?
— Не знаю.
— Какой ему дали срок?
— Не знаю, — уныло повторил Мариано.
Бербенни развел руками:
— Но это чудовищно! Просто чудовищно! Такой человек, как вы, и такая неосторожность!
Мариано горько усмехнулся:
— Теперь ты перешел на «вы»?
— Извини, пожалуйста! Но это неслыханно! И надолго он к тебе?
— На недельку, думаю.
— Думаешь? Но ты понимаешь, что ты делаешь? Попасться на удочку к красным! Тебе, уважаемому специалисту, человеку с твоим положением! — Бербенни вздохнул. — Подумать только! Если бы такое случилось со мной и под угрозой оказалось бы мое положение… Да я ни за что не пошел бы на это, даже ради самого лучшего друга. Черт возьми, всему есть предел, даже добрым чувствам.
Мариано слушал его с низко опущенной головой.
— Впрочем, что же я так расшумелся? Ты ведь, бедняжка, действовал из благороднейших побуждений, из чувства дружбы, а что может быть святее этого.
Бербенни развел руками.
— Подумаем лучше, как выйти из положения, — сбавил он тон. — У тебя нет заслуг перед фашизмом?
— Нет.
— Ты никогда не имел дела с политикой?
— Никогда.
— Надо же было ввязаться именно сейчас! — Бербенни устремил взгляд в потолок. — Ладно. Вернемся к нашей проблеме. Я кое-что могу сделать, если тебя, не дай бог, застукают.
Он встал с кресла. Мариано не сводил с него тревожного взгляда.
— Да, — спокойно продолжал Бербенни. — Среди моих пациентов есть видные люди.
Он снова сел в кресло и закончил:
— Люди, которые могут помочь тебе одним телефонным звонком.
— Вот как!
— Разумеется, на определенных условиях. — Бербенни откинулся на спинку. — Главное — держать язык за зубами и не торопиться. И помни, ты ничего не знаешь.
— Как это?
— У тебя и в мыслях не было укрывать какого-то беглого. Одолжил ключи от дома другу, и все тут.
Мариано недоверчиво смотрел на него.
— Главное — все отрицать, — продолжал Бербенни. — Как в любовных делах — несмотря на очевидность. Только при этом условии можно чего-то добиться.
— А чего нужно добиваться?
— Пока ничего. Пусть этот кошмар кончится сам по себе.
А в случае осложнений немедленно дай мне знать.
Мариано не сводил глаз с его лица.
— Я тогда позвоню кому надо, — добавил Бербенни. — И скажу, что ты абсолютно ничего не знал о происходящем.
Он поднял кверху палец:
— Повторяю: абсолютно ничего не знал.
Он строго на него посмотрел:
— И от сказанного не отступай, договорились? Лучше безудержное вранье, чем полупризнание. Это давно доказано.
Мариано доверчиво потянулся к собеседнику:
— И я могу быть спокоен?
Бербенни вскинул на него глаза:
— Этого я бы не сказал. Ты напоминаешь мне больных, которые хотят быть уверенными в выздоровлении. А ты знаешь, что врач может быть уверенным только в одном…
Мариано кивнул головой.
— Все же можешь рассчитывать на меня, — продолжал Бербенни. — Постараемся сразу вмешаться, чтобы ты не слишком рисковал…
— Спасибо, — пробормотал Мариано.
Бербенни отмахнулся от него.
— Прошу тебя, — сказал он.
Бросив взгляд на часы, он поднялся с дивана:
— Хорошо бы еще поболтать, но уже поздно. Ты не возражаешь, если мы расстанемся, по крайней мере сейчас?
Мариано тоже поднялся.
— Конечно, извини, из-за меня ты потерял столько времени.
— Вовсе не потерял, — великодушно изрек Бербенни.
Мариано направился к выходу, осторожно ступая по ковровым дорожкам между китайскими вазами и гипсовыми статуями.
У двери он хотел попрощаться с Бербенни, но тот сказал:
— Я тебя провожу, черт возьми.
Они спустились по мраморной лестнице и подошли к наружной двери. Здесь Мариано, собравшись с духом, снова пролепетал было слова благодарности, но Бербенни, схватив его за руки, прервал:
— Никаких спасибо. Долг друзей — помогать друг другу, и ты доказал это своим прекрасным, но безрассудным поступком. А пока прощай.
— Огромное спасибо, — пробормотал Мариано. — Не знаю, как тебя благодарить.
— Не за что. Спокойной ночи.
Выглянув за дверь, он кивнул на небо:
— Видал, сколько звезд?
— Ага, — сказал Мариано, поднимая голову кверху. — Замечательно.
Бербенни воспользовался паузой, чтобы затворить дверь.
— Спокойной ночи, — повторил он.
А Мариано так и остался стоять с запрокинутой головой, не зная, то ли протянуть Бербенни руку и еще раз поблагодарить или сделать вид, будто любуется Млечным Путем, сиявшим на темном небе.