С того места, где стоял Трави, невозможно было разглядеть название станции. Он слегка повернул голову, чтобы убедиться, что Лози у себя в купе, но тот исчез. Ему до конца жизни не забыть то мгновение, когда, глядя на пустое место Лози, он явственно ощущал его присутствие. Однако не было Лози и в коридоре, забитом пассажирами. Трави прошел в конец вагона, но тамбур был завален чемоданами. Тогда он протиснулся в передний тамбур. Туалет был закрыт. Лози мог быть только там, потому что дальше хода не было.
Трави с облегчением вздохнул. Он расстегнул воротник рубахи: воздуха все еще не хватало. Захлопали с шумом двери, послышался свисток отправления.
Почти тут же открылась дверь в туалет, и пораженному взору Трави предстал старик, который, держась за стены, чтобы не оступиться, направился к своему купе. Это было какое-то наваждение, словно Лози превратили в старика. Трави бросился к выходу, попытался повернуть вниз ручку двери, но поезд уже пришел в движение.
— Осторожно! — крикнул кто-то из пассажиров за его спиной.
Трави высунулся из окна в тамбуре и в отчаянии бросил взгляд на убегающую станцию. Ему показалось, что там, вдалеке, стоит Лози и спокойно поглядывает по сторонам, словно ожидая кого-то.
В этот момент Трави подумал, не дернуть ли стоп-кран, но это было безумием. Он так и не отошел от окна, хотя ветер трепал ему волосы, а дым застилал глаза. Под шум колес вновь беспорядочно замелькали поля вперемежку с деревьями, телегами у шлагбаума, пыльными дорогами.
Трави вернулся в коридор. Глаза у него покраснели, клубок подкатился к горлу. Войдя в третье купе, он повалился на место Лози. Между тем поезд стал тормозить, приближаясь к следующей станции. Трави прижался лбом к стеклу, стараясь преодолеть бившую его дрожь.
Когда минут через двадцать он разглядывал надпись «Каримате», чей-то голос на путях произнес:
— Дальше не поедем.
Это был проводник, который стоял на шпалах и указывал рукой на начальника станции, сидевшего с телефонной трубкой на застекленной веранде.
Трави высунулся в окно:
— Почему не поедем?
Проводник пожал плечами:
— Понятия не имею. — И, указав глазами на небо, добавил: — Предписание свыше.
Кто-то из пассажиров спросил:
— Что значит свыше?
— От начальства.
— На каком основании?
— Вы меня спрашиваете? — ответил проводник, повышая голос, будучи уверен, что его слушают изо всех окон. — Спросите у начальника станции, это он задерживает поезд.
Еще один пассажир сошел на шпалы и заговорщицки, словно имея право на более точную информацию, спросил вполголоса:
— Когда тронемся?
Проводник, не изменив тона, ответил:
— Откуда мне знать? Когда разрешат открыть семафор.
— По телефонному звонку?
Проводник ворчливо согласился:
— Конечно. — И поскольку собеседник промолчал, добавил: — Из полиции.
Трави пересел на свое место, место у окна занял другой пассажир.
— Почему из полиции?
— Потому что никому не разрешили выходить из вагонов. — Проводник сделал знак первому пассажиру, двинувшемуся к станции: — Прошу вас, поднимитесь в вагон.
— Но вы можете сказать, что произошло?
— Прошу вас, — повторил проводник.
Пассажир обернулся к одному из окон:
— Поняла?
— Поднимайся! — властно приказал женский голос. — Не устраивай сцен!
Тот послушно поднялся, а Трави, весь бледный, откинулся на спинку сиденья и как завороженный уставился в одну точку. Вынув из кармана «Пополо д’Италиа», он попытался что-нибудь прочесть, но буквы запрыгали перед глазами. Тогда он закрыл газету, положил ее на колени и откинул голову на деревянную спинку сиденья.
Он не помнил, как долго оставался он в таком положении, словно погрузившись в тревожный сон. Очнулся он только тогда, когда услышал над собой голос Лози:
— Ничего, я могу сесть и в середине.
В это время поезд медленно тронулся в путь.
XVII
На сложенном вчетверо листке в маленьком конверте, опущенном в почтовый ящик рядом с подъездом, ничего не значилось, кроме цифры девятнадцать. И все же этого оказалось достаточно, чтобы на другой день, к вечеру, из подъезда вышел Эмилио и, оглядевшись по сторонам, сел на четвертый номер трамвая, сошел через три остановки, свернул в переулок, вышел на небольшую площадь с ветхой церквушкой, прошел мимо строительных лесов и мусора до бульвара, сел на восемнадцатый трамвай, сошел на седьмой остановке, проехал в обратном направлении до третьей, свернул на улицу с особняками, пересек прямоугольную площадь и, перейдя на бульвар, спустился на набережную за перекрестком и у лавки букиниста встретился с Трави.