Он говорит мягко и вкрадчиво:
— Не теряйте зря время!
Наконец от толпы отделяются двое, трое, затем люди расходятся. Представитель отдела кадров всем внушает почтение. К тому же скоро начнется следствие. Бертони отправили куда следует. На лестнице продолжаются толки и пересуды.
Чиновник оглядывает меня с прежней любезностью:
— А вы не хотите присоединиться к коллегам?
— Нет, — говорю я с тем же спокойствием, с каким прежде сказал бы да.
Чиновник с удивлением смотрит на меня. А мне-то что: через год — на пенсию.
— Как хотите, — говорит он сухо.
Наконец мне удается его увидеть.
Он лежит на койке с повязкой на голове. Медсестра промывает ему рану над бровью.
Я пожимаю ему руку, он открывает глаза. Пытается улыбнуться.
— Говорил тебе: будь осторожней, — мягко упрекаю я его.
Он соглашается.
— А ты говорил, уважение! Вот к чему приводит твое уважение. Верно?
Он улыбается.
Видать, он со всем примирился.
— Да и за что было бороться? Не за что. Бертони свихнулся, его отвезли в психиатрическую больницу, и никто в этом не виноват. Правильно я говорю?
Он не отвечает.
— Я замолкаю.
Он что-то бормочет.
Я наклоняюсь к его лицу, чтобы лучше услышать.
— Ты тут ни при чем, — говорит он.
— Правда?
— Да.
Бедный мальчик! На глаза мне навертываются слезы.
— Спасибо, Фриджерио… В твоих устах это большая похвала. Увидишь, все пройдет, все уладится… Все станет на свое место. Выше нос, Фриджерио!
Незаметно пробираюсь в приемную. Оттуда — на лестницу, залитую светом. Бедный мальчик! Проваляется пару недель. Ничего не поделаешь. Может, это заставит его повзрослеть. А пока что он понял — я тут ни при чем. Раньше он ни за что бы в этом не признался. Я рад, что он понял.
Наконец-то.
Я спускаюсь по лестнице.
Наконец-то!
Краски жизни
Пансионат оказался ярко-желтым домом, утопавшим в зелени деревьев. Синее море легкими волнами набегало на песчаную отмель.
Выйдя из моторной лодки, я помог жене вытащить чемодан из багажника. На жене было желтое платье. С самого утра от красок у меня рябило в глазах.
Мы вошли в вестибюль пансионата, где нас встретил красномордый хозяин.
— Надолго к нам? — спросил он.
— На два дня.
Хозяин повел нас по лестнице, выкрашенной в светло-зеленый цвет. Белые двери номеров выстроились в ряд по коридору. Хозяин открыл одну, под номером 22, и с улыбкой удалился. Мы оказались в сплошь голубой комнате. Посреди, словно аршин проглотив, стоял я, рядом — жена в своем желтом платье. Она подошла к зеркалу и устало сняла косынку.
Я улегся на кровать и уставился в белый потолок. Жена тяжело рухнула рядом, и я почувствовал ее теплое дыхание на своем плече. Я повернулся и погладил ее по черным волнистым волосам. Она лежала, полузакрыв глаза.
Когда, без особого желания, я расстегнул на ней кофточку, на свет появились похожие на две белые груши холмики. Плечи у жены были коричневые от загара, грудь — маленькая, белая. Не открывая глаз, она привалилась ко мне, но я продолжал любоваться красками ее тела.
В изумлении она открыла глаза:
— Что с тобой?
— Краски.
— Что?
— Перед глазами — одни только краски.
Жена привстала и села на кровати.
— Как это, одни только краски?
— Здесь белый, там коричневый, вот и все.
— Ты не видишь меня?
— Нет, только краски.
— Ты с ума сошел! Послушай, — стала трясти она меня за руку. — Ответь мне!
— Не мешай мне смотреть на краски, — бормотал я.
— Ты свихнулся! Послушай! — взмолилась она. — Какие еще краски?
— Чудесные, — ответил я.
Поколебавшись, она спросила:
— Чудесней меня?
— Да.
— Ну, нет… — Жена уткнулась лицом в подушку. — Только не это… Взгляни на меня, котик, скажи, ты меня еще любишь? Да?
— Люблю.
— А краски?
— Еще больше.
— Ты что, никогда их не видел?
— Не так, как сейчас.
Я чувствовал, что без объяснения не обойтись. Жена была убита. Она плакала, иногда поднимая голову, чтобы посмотреть на меня сквозь слезы.
А я любовался красками. Боялся шевельнуться и не знал что делать.
Вдруг жена соскользнула с постели и бросилась к чемодану. Лихорадочно порывшись, она извлекла наконец из него пару темных очков от солнца. Забравшись с очками на кровать, она с размаху напялила мне их на нос.
— Видишь теперь краски?
— Нет.
Жена навзничь повалилась на кровать.