И пошло. Словом, у тети появились сомнения.
Кое-что она принимает, но скрепя сердце. Втайне же думает, что на свете нет ничего дороже, чем «честь» и «достоинство». Однако в двадцать лет и ей довелось пережить любовную историю — первую и последнюю.
— Он ведь с тобой дурно поступил, тетя?
— Да, крутил, кроме меня, еще с двумя.
— И больше никого у тебя не было?
— Нет. Ухаживал, правда, еще один учитель, но он отмочил такую глупость, что я дала ему от ворот поворот.
— Он тебя рассердил?
— Конечно, ведь я не из нынешних.
— Что же он такое отмочил?
Тетя продолжает штемпелевать конверты.
— Так что же он тебе сказал?
От яростного стука лопаются перепонки. Внезапно она откладывает штемпель в сторону, смотрит мне в лицо, не зная, отвечать на вопрос или нет, затем восклицает:
— Представляешь, он сказал, что у меня роскошное тело. А я ему крикнула: «Дурак!»
Захожу к ней на почту — в маленькую, залитую солнцем комнату, — чтобы показать рассказ, который я написал.
Она довольна. — Мне нравится, — говорит она, — сразу видно, к чему приводит измена жене.
— Только поэтому?
— Нет. Написано хорошо, и вообще поучительная история.
— Поучительная-то поучительная, но можно было бы доказать и обратное.
Тетя накидывается на меня:
— Все вы одним миром мазаны! Неужели больше не о чем писать? Стоит тогда браться за перо!
— Конечно, чтобы лучше во всем разобраться.
— Ты больше всех понимаешь, что ли?
— Нет, но есть и такие, кому нужно объяснять.
— Кто же, например?
— Чтобы не ударить лицом в грязь, приходится ссылаться на людей, которым кое-что и невдомек.
Перебираю в уме разные варианты, наконец останавливаюсь на одном: — Например, тетя, если кто-то утверждает, что женщины только по любви ложатся с мужчинами, то он ничего не понимает.
— Ложатся куда?
— В постель, тетя (подобная возможность не сразу приходит ей в голову).
Поколебавшись немного, она просит наконец оставить ее в покое.
Тетя — очень строгая католичка.
Вечером перед отъездом сообщаю ей, что один мой знакомый погиб во время паломничества в Лурд[5].
Замолкнув, я жду.
Тетя невозмутимо возится по хозяйству. Вдруг она выпаливает:
— Приходский священник тоже ездил в Лурд, чтобы исцелиться от рака, и по дороге попал в аварию.
Я изумленно смотрю на нее.
— Так вот, он остался цел и невредим и, кажется, даже излечился от рака.
Подходит автобус.
Тетя встает на цыпочки, чтобы обнять меня.
Она взволнована.
Автобус трогается.
Тетя приходит в себя, делает несколько шагов и кричит вслед:
— Никогда не упоминай обо мне в своих глупых рассказах. Я человек серьезный.
