Она подошла к окну. Неплотно прикрыла шторы, чтобы свет проходил в комнату. Возвращаясь к постели, добавила:
— Но ты об этом пожалеешь.
Мариано хлопнул рукой по одеялу.
— Хватит! — воскликнул он. — Надоело! Могла бы и помолчать в такой день! — В какой такой? Разве сегодня что-нибудь случилось?
Мариано не ответил.
Она зажгла лампу на тумбочке и добавила:
— Это касается нас с тобой? — Нет, я же сказал! — А чего же тогда? — Загородного дома.
Она закрыла глаза, легла рядом с ним и вздохнула с облегчением.
— Ах, «Кораль»! — пробормотала она.
Неподвижно лежа рядом с ней, Мариано разглядывал гипсовую розетку, к которой была прикреплена люстра.
— Тебе некому его продать? — спросила она неожиданно спокойным тоном. — Не в этом дело. — А в чем?
Мариано упорно молчал.
Она повернулась на бок и придвинулась к нему. Погладила рукой по волосам.
— Ты не хочешь об этом говорить?
Мариано заколебался:
— Могу я тебе довериться? — Ты еще спрашиваешь! — Поклянись, что никому не скажешь. — Сам не клянешься, а меня заставляешь. Ну ладно, клянусь.
Мариано проглотил слюну.
— Не знаю, насколько все это опасно, — сказал он запинаясь. — Но я разрешил своему другу на несколько дней воспользоваться «Коралем».
Она приподнялась на локтях.
— Ну и что? — Я не знаю точно, для чего он ему нужен. — А что он тебе сказал? — Для охоты. — Самое большее — приведет туда женщину, — сказала она. — Разве мы сами там не бывали? — Бывать-то бывали. — Так почему это тебя волнует? — Не то чтоб волнует, — сказал Мариано, закладывая руки за голову. — А как бы он не привел туда какого-нибудь подонка. — А тебе чего бояться? — Я не боюсь. — Нет, боишься. Говоришь, тебя это не волнует, а на самом деле боишься.
Мариано вздохнул:
— Боюсь — не то слово. Просто душа не на месте. Ты нарочно меня дразнишь? — При чем тут дразнишь? Я хочу наконец знать. Ты говоришь и вроде не говоришь. Все что-то скрываешь. Взял бы и все рассказал. Кто этот друг? — спросила она требовательно.
Мариано собрался было ответить, но сдержался и некоторое время молчал, пока она, лежа на боку, ждала. Потом негромко произнес:
— Эмилио. — Это тот, коммунист? — Бывший, ведь партии больше нет. — Послушай, я тебя не понимаю. — Она села в постели. — Ты ведь никогда не разделял его политических взглядов? — Нет. — А теперь, когда коммунисты вне закона, ты с ним якшаешься? — Он сам ко мне пришел. — Мог бы и отказать! — воскликнула она. — Неужели так трудно ответить «нет»? — Но он просил о дружеском одолжении! — Знаешь, — произнесла она другим тоном, — хочешь верь, хочешь не верь, но мне кажется, что здесь нет особого риска.
Он приподнялся:
— Правда? — Да, если, конечно, это не бессовестный человек. Но раз он твой друг… — Да!
Свет, пробивавшийся сквозь шторы, заметно слабел.
— Плохо только, если он станет там прятать кого-нибудь от полиции, — продолжала она спокойно. — Но не думаю, чтобы он на это пошел.
— Почему? — Потому что подвел бы тебя. Это называется укрывательством преступника.
Голос Мариано дрогнул:
— Ты думаешь? — Не думаю, а знаю. Твоей карьере пришел бы конец. Он бы не стал подкладывать тебе такую свинью. По крайней мере предупредил бы. — Конечно, — пробормотал Мариано.
Вдали залаяла собака. Послышался чей-то окрик, затем лай других собак. Мариано отодвинул в сторону подушку и лег навзничь на простыню.
— Правда, — добавила она, — мог и промолчать, чтобы не нарваться на отказ. Вряд ли он особенно верит в твою самоотверженность. — Вот именно. — Не думает же он, что ради него ты готов сесть в тюрьму. — Конечно. — Да еще не разделяя его политических взглядов. — М-да, — промычал Мариано с закрытыми глазами. — Но ради дружбы кое-кто пошел бы и на это. — Разве что идиот.
Мариано молчал.
— Ты бы ни за что не пошел.
Мариано приоткрыл глаза:
— Откуда ты знаешь? — Ну тебя-то я давно раскусила. Ты слишком осторожен.
Мариано отвернулся и уставился в стенку.
— Но я верю в дружбу. — Может быть. Но ты не из тех, кто лезет на рожон. Они надолго замолчали. Потом она сказала:- Хватит на сегодня, правда?
И придвинулась к нему сзади.
— Ты ведь успокоился? — Да. — Так чего же ты ждешь?
Она погладила его по голове.
Мариано медленно повернулся к ней.
— Извини, — сказал он, — но уже поздно.
IV
— Я должен тебе кое-что сказать, — пробормотал Мариано, стоя у двери и обращаясь к жене, лежавшей на кровати с раскинутыми руками и с косметической маской на лице, обрекавшей ее на неподвижность.