Он долго глядел в сад, опершись локтями на подоконник. Слышен был непрерывный шелест листвы. Платаны за решеткой колыхались, освещенные фонарями. В глазах его отразились страх и гордость, боровшиеся в душе.
V
Пока Мариано под звон часов лежал с закрытыми глазами, ему привиделся «Кораль». На заре его окутывал густой туман. Вокруг в кустах затаились охотники. В белом, как молоко, воздухе прозвучал выстрел, затем в дверях показался какой-то человек в шинели и шапке с поднятыми вверх руками. Кто это был, не известно. Только когда он двинулся к кустам, фигура его показалась знакомой. Но тут Мариано открыл глаза.
— Тебе удалось поспать?
На пороге стояла жена.
— Немного.
— Везет людям! Понять не могу, что у тебя за нервы. Она посмотрела на него с некоторой неприязнью:
— А я глаз сомкнуть не могла.
Сквозь жалюзи в комнату проникал яркий свет из сада.
— Ты приготовишь мне кофе?
— Да, сейчас спущусь.
Откинув простыню, Мариано направился к окну. Распахнув ставни, он увидел колышущуюся магнолию и пыль, поднимаемую ветром на дороге.
— Я тоже спускаюсь.
— Ладно, — ответила она, не двигаясь с места. — Тебе нечего больше сказать?
— А что тут говорить? — сказал он, закрывая окно. — Остается только ждать.
— Разве что!
Она вышла из комнаты и начала спускаться по лестнице, опираясь на деревянные перила. Пройдя несколько ступенек, обернулась:
— Так всю жизнь и прождешь.
В залитой золотистым светом гостиной, выходящей окнами в сад, где ветер шелестел листьями деревьев, Мариано чувствовал себя словно в каком-то призрачном мире.
Не подойди он накануне вечером к телефону, сегодняшний день ничем бы не отличался от остальных. Он читал бы газету, ждал вызова к больным, а затем обошел бы пациентов. Прежняя жизнь показалась ему необыкновенно прекрасной, и он почувствовал мучительную зависть к ней, словно к жизни другого человека. Но он сам стал теперь другим. Теперь ему надо было ждать, чтобы время шло, а время, быть может, где-то втихомолку готовило ему погибель.
Он оперся на мраморный столик и провел рукой по холодному лбу. Потом медленно опустился в кресло.
Подождал, чтобы успокоилось сердцебиение и пришло в норму дыхание, затем позвал служанку и слабым голосом сказал ей:
— Сегодня с утра меня ни для кого нет.
— Хорошо, доктор.
Стоя перед ним, служанка внимательно на него посмотрела и склонила набок голову:
— Вам плохо, доктор?
— Нет, я вполне здоров. Только голова немного тяжелая, — добавил он, глядя на ковер.
Служанка направилась к двери.
— Хотя, — крикнул он ей вдогонку, — не пройтись ли мне в самом деле? Надо бы подышать воздухом.
— Конечно, доктор, — ответила она, бросив на него проницательный взгляд.
Ей нравилась роль поверенной несуществующих тайн, и ее вечные уловки и увертки не только внушали другим всяческие подозрения, но и ее саму сделали страшно подозрительной.
— Не говори ничего жене, пока я не вышел.
— Хорошо, доктор, — с готовностью ответила она и расплылась в улыбке.
В прихожей Мариано натянул на себя куртку, надел шляпу, затем аккуратно прикрыл за собой дверь, не торопясь спустился по ступеням парадной лестницы и обогнул дом сзади.
Деревянный гараж с двускатной крышей был заперт на замок. Открывая его, Мариано не сводил глаз с окна в нижнем этаже, боясь окрика жены.
Включив мотор, он медленно вывел машину из гаража и через задние ворота выехал на пустынную грунтовую дорогу.
И пока в клубах пыли он мчался к средоточию своей тревоги, у него понемногу стало отлегать от сердца.
VI
Остановив машину на обочине дороги и взглянув вниз, на долину, где среди сосен и кленов затерялась лужайка перед «Коралем», Мариано, весь мокрый от пота, задал себе вопрос: «Зачем я здесь?»
Но тут сзади послышался рокот машины.
Хватаясь за кусты, Мариано стал спускаться. Продираясь сквозь чащу акаций, цеплявшихся за одежду, он сорвался вниз, обрушив за собой груду камней. Ухватившись левой рукой за землю, поднялся, пошел наискосок и добрался до зарослей ежевики, за которыми можно было укрыться. Он тяжело дышал, рука ныла.
Посмотрев наверх, он увидел сквозь кустарник, что в нескольких метрах от его машины, у самой обочины, радиатором к откосу, остановилась чья-то машина. Мариано вытер платком лицо, затем грязную окровавленную руку. Взглянув на освещенную солнцем долину, он почувствовал себя несчастным.