Но вот из эфира понеслась музыка, грустная и приятная. Инженер поднялся: — Данке, шпасиба, зеер гут,— и пожал рабочим РУку. Потом взволнованно стал говорить о том, как это плохо, что русские допустили немцев до Волги, что Советской Армии теперь необходима огромная си- лища, чтобы остановить Гитлера. Он сердечно идол- го благодарил рабочих и просил их обязательно зав- тра пожаловать к нему опять. В темноте ребята незаметно вышли из комнаты Меринга, и только на улице Алексей сказал: — Ничего не понимаю. Неужели среди этих нем- цев есть порядочные люди? 2. На Фроловской, 3, в первой от ворот квартире, не- давно поселилась семья Кудренко: отец — каменщик Иван Кузьмич, кряжистый старик (сейчас строек не было, и ему приходилось сапожничать); мать — ма- ленькая, кроткая Пелагея Григорьевна, которая пер- вая поднималась в этой семье и последняя ложилась спать; двое сыновей — Дмитрий и Федор, оба в от- ца — высокие, плечистые, и дочь Ольга со своей пя- тнадцатилетней дочуркой Людой. Перед войной Кудренки жили на Трухановом острове. Они были завзятыми рыболовами, неутоми- мыми пловцами. Но оккупанты выгнали семью сро- дного, насиженного места. Когда дети нашли боль- шую, вместительную квартиру на тихой Фроловской улице, старик запротестовал: — Зачем нам четыре комнаты? Как их отопишь зимой? — Зато удобная: два выхода имеет,— ответил Дмитрий. Отец промолчал. Видимо, не зря сыновья думают о запасных выходах. Дмитрий — коммунист, совет- ский командир, а студент Федор — комсомолец. Оба попали в окружение, а затем и в плен, оба бежали из лагеря военнопленных. Возвратились до- мой раненые, измученные, отощавшие, но мать 69
выходила сыновей, и теперь они работают в немец- ких фирмах. Отца это очень угнетало. «Ой, не так живут сы- ны... Неужели будут на этот рейх работать?»—ду- мал старик, ремонтируя старую, расползающуюся под руками обувь. Однажды он заговорил с Дмитри- ем. — Сынок, вернутся наши, спросят: «Ты же ком- мунист, а чем народу помогал?» Что ответишь? Немцам телефончики прокладывал... Дмитрий с нежностью посмотрел на отца и об- нял его. — Не будет вам стыдно за меня, батя. Если что случится, товарищам моим передайте: боролись с захватчиками ваши сыны. Кабели под скобами мы с Алексеем рубим. Вот оно как! Что можем, делаем... Недавно немного тола раздобыли и взорвали коло- дец, через который телефонные кабели проходят. Но об этом ни гу-гу, понимаете, батя? — Дмитрий гово- рил быстро, волнуясь, словно боялся, что не успеет обо всем поведать отцу. Старик с глубоким вниманием слушал сына. Он был рад, что Дмитрий — честный и смелый человек, но в то же время тревога за его судьбу сжимала от- цовское сердце. Иван Кузьмич только повторял: — Хорошо, сынок, хорошо- Внезапно этот разговор оборвался: в комнату вбежала внучка: — Дядя Митя, вас кто-то спрашивает,— крикну- ла Люда и исчезла так же неожиданно, как и появи- лась. — Гром и молния, а не девочка,— заворчал дед. На пороге появился человек. — Николай, дружище! Пришел! — воскликнул Дмитрий и бросился к Шешене. Дмитрий провел гостя в свою комнату. — Не выгонишь? — шутливо спросил Шешеня. — Еще спрашиваешь, Коля. Может, тебе негде жить, так оставайся у нас. Шешеня отрицательно покачал головой. — Спасибо, Митя. Квартира есть. А вот Колей меня звать не надо... Я Жорж,— и вынул из кармана бумажку, которая свидетельствовала, что предъя- 70
витель сего Георгий Шешеня служит в немецкой ар- мии и имеет право находиться днем и ночью на тер- ритории железной дороги. Кудренко удивленно посмотрел на друга: — Ты же говорил, что работаешь грузчиком в порту. Шешеня рассмеялся: — И там приходится, и тут... понимаешь? — Кажется, понимаю, Жора,— Дмитрий немного помолчал, потом спросил напрямик: — Скажи че- стно, Николай, ты связан с подпольем? А мы с Фе- дей и Кучеренко, словно слепые котята. Как бы отвечая на вопрос Дмитрия, гость сказал: — Нам нужна конспиративная квартира. Как ду- маешь, родители твои согласятся? Надо только пре- дупредить их, что это очень опасно. — С родителями поговорю. Уверен — согласятся. А мне с Федей какие угодно задания давай хоть сей- час. — Оружие — вот что главное! Партизаны ждут его. Ищите. И люди в лесах очень нужны. Это, Митя, самое главное задание. Понимаешь? — Понимаю! 3. (Из дневника Григория Кочубея) 10 сентября 1942 года. На Железнодорожном шоссе нельзя показываться. Снова появился какой- то тип. Руководящий центр запретил руководителям групп и членам центра нашей парторганизации даже приближаться к шоссе. Нужны новые конспиративные квартиры. Если б удалось выведать в гестапо, что им изве- стно о нашем шоссе, почему они стали так им ин- тересоваться. Надо непременно иметь там своего че- ловека. Поговорю об этом со Станиславом. Дела идут хорошо. Наладили изготовление нару- кавных повязок, и теперь наши люди могут ходить по Киеву круглые сутки. Типография работает бесперебойно. Даже в краске уже не испытываем нужды — сами научились ее изготовлять. Жжем 71
кабельную резину (ее много на свалках), подстав- ляя кусок стекла, к осевшей копоти добавляем не- много скипидара и олифы — вот краска и готова. Это Борис додумался. Вообще его группа работает смело. Недавно сорвали отправку в Германию партии троллейбусов, которые изготовили на трамвайном за- воде. Ну и помучили же подпольщики своих на- чальничков! То переставали действовать моторы, то не открывались двери, а то вдруг вылетали стекла. А когда наконец новенькие синие троллейбусы по- грузили на платформы и шеф завода на митинге пожелал счастливого пути, таинственно исчезли си- денья. Говорят, шеф был до того расстроен, что даже не пожаловался в гестапо, чтобы его, чего доброго, не обвинили в беспорядках на заводе. Хорошие новости и у Николая. Когда он расска- зывал мне о визите молодых рабочих из «Общества Сименс» к инженеру-немцу, подумал: «Вот влипли!» Но оказалось, что немец стоящий. Ребята система- тически навещают его, слушают московское радио и переводят ему советские сводки. Немец быстро понял, с кем имеет дело, и между хлопцами и инженером теперь никаких тайн. Он помогает переводить на немецкий язык наши ли- стовки для фашистских солдат, в которых мы призываем их бросать оружие. Инженер делает это с большим увлечением, а на днях даже сам пошел на вокзал и подбросил в эшелон, идущий на фронт, це- лую пачку листовок. Вот какие у нас появляются друзья! 4. — Маша, прощайте! — Шешеня пожал малень- кую руку Марии Степановны Омшанской. — Уже идете? Присядем перед дорогой. — Можно.— Шешеня сел в старинное, с поли- нявшей обивкой кресло, и пружины жалобно засто- нали под тяжестью его тела.— Сыграйте, Машенька. Маша подсела к роялю. Посмотрела на Николая: что сыграть? Затем встряхнула головой, мол, сама 72
знаю, и бетховенская «Аппассионата» понеслась да- леко, далеко... Ему вспомнилась мирная, довоенная Москва, зал консерватории и талантливый юноша Эмиль Гилельс у рояля. Тогда Николай слушал «Ап- пассионату» впервые... Шешеня порывисто под- нялся: — Недаром Ленин говорил, что лучше этой му- зыки ничего на свете не знает. И я бы слушал ее ежедневно. Но нельзя, надо идти. Кто знает, вернусь ли... — Не люблю глупостей!—Мария стукнула кры- шкой рояля. В комнату влетел Костя, старший сын Марии Степановны. — Ну, как там, сынок? — Во дворе точно все вымерло. Когда к матери приходили товарищи, Костя за- бирался с книжкой на веранду. Оттуда хорошо ви- ден двор. Шешеня еще раз попрощался. — Котик, проводи меня,— попросил Николай. — Сейчас! — и парень натянул на голову старую отцовскую кепку. — Ну, желаю удачи,— Мария Степановна пожала руку Николаю и подошла к окну. Вот Шешеня с ее сыном вышли на улицу. Ом- шанская смотрела им вслед. Высокая фигура Нико- лая долго еще маячила между деревьями сквера, потом исчезла за углом. Мария Степановна устало опустилась на диван и задумалась. В последнее время она быстро утомляется. Ви- дно, дает себя знать нервное напряжение. Хорошо, хоть товарищи разрешили уйти с биржи труда. Ма- рии казалось, что ее вот-вот там схватят, арестуют. Что тогда будет с ее мальчиками? В пиджак Шешени Мария Степановна зашила не- большое письмецо. Если Николаю посчастливится добраться до партизанского отряда, то, может быть, оттуда удастся переправить письмо на Большую землю, а там уж оно разыщет майора Омшанского, и Георгий Андреевич, ее муж, узнает, что Мария и мальчики живы, здоровы. Тогда ему будет легче воевать, а ей — не так страшно в случае провала. 73