углем. Женщина сунула мешок под кровать Кочу- бея и пошла открывать. На пороге стояли два незнакомых молодых чело- века. На их лицах сияла улыбка: — Добрый день, мамаша! Мы к Иевлеву. К Косте... Мы из леса,— таинственным шепотом ска- зал один из них. — К какому Иевлеву? Что-то вы путаете, ре- бята. Впервые слышу эту фамилию. И на шоссе у нас о таком не слыхала,— спокойно ответила Оксана Федоровна и закрыла дверь перед самым носом не- прошеных гостей. А сердце едва не оборвалось. Иевлев — это ведь Кочубей. Как могли про него пронюхать? Когда он вернулся на Железнодорожное шоссе, никто Гри- гория не узнал. Русая бородка, усы, большие очки, длинное черное пальто и теплая ушанка сделали его неузнаваемым. Женщина незаметно в окно наблюдала за незна- комыми. Что они будут делать? Но те, никуда не заходя, направились к железной дороге. Насилу дождалась Оксана Федоровна вечера, когда Григорий и муж возвратились домой. Весть о визите неизвестных насторожила и их. — Вспомни-ка, Гриць, кто еще знает, что ты те- перь Иевлев,— допытывался старик Тимченко. Григорий вспомнил: недавно он встретился с Ма- твеевым, инженером из Дарницы, который создал там подпольную группу. Наступил комендантский час, а у него не было повязки, разрешающей ходить в это время по городу. Григорий пригласил инженера к себе, и Кочубей признался, что у него аусвайс на имя Константина Ивановича Иевлева. С тех пор прошла неделя. Где теперь Матвеев? Не стряслась ли с ним беда? Кочубей быстро оделся и вышел из дому. Надо немедленно разыскать Шешеню. Только он знал явку Матвеева в Дарнице. Кочубей нашел Николая у Маши Омшанской. — Николай, беда! — воскликнул Григорий, и рас- сказал о визите неизвестных. Через пять минут Шешеня уже был на пути в Дарницу. 105
Кочубей взволнованно ходил по комнате. На душе у него было неспокойно. — Машенька, поиграйте! — попросил он. Омшанская села за рояль. Она знала, что Кочу- бей любит музыку, но на этот раз он слушал невни- мательно. Ей было понятно душевное состояние Гри- гория. Конечно, сейчас он мысленно был на Желез- нодорожном шоссе, в домике Тимченко, в подземной типографии... Маша играла вяло. Ее мучили те же мысли. Шешеня возвратился быстрее, чем можно было ожидать. Он влетел в комнату и растерянно опу- стился на стул. — Провал... Матвеев пять дней назад арестован. Первый провал! Шешеня рассказал: у Матвеева в группе был Дзюба. Десять дней назад гестаповцы схватили его с листовками в Броварах. Дзюба, видимо, не выдер- жал пыток и назвал членов организации. Взяли всех, в том числе и Матвеева. — Неужели и Матвеев не выдержал? — Надо думать... Иначе — откуда шпики узнали, где живет Иевлев? — развел руками Шешеня. — А если Дзюба и Матвеев не виноваты? Тогда, значит, среди нас провокатор... В комнате наступила тишина. Как разгадать страшную тайну? Двое мужчин и женщина сидели на диване, растерянные, подавленные. Первым опомнился Кочубей. — Надо действовать, друзья. Маша, разыщите Бориса Загорного и приведите его сюда. Необходимо немедленно же свернуть типографию, вывести от- туда Ананьева и Сороку. Омшанская быстро оделась и вышла из дому. Той ночью в квартире Омшанской Кочубей, Ше- шеня и Загорный долго сидели, продумывая план эвакуации типографии. Никита Сорока и Володя Ананьев залегли с гра- натами на чердаке. Они внимательно следили за тем, что происходит на шоссе. Договорились, если только появятся гестаповцы,— открыть огонь. 106
На шоссе безлюдно. Из дома Ананьевых вышел с большим чемоданом в руке хорошо одетый моло- дой господин. Это был Сергей Ананичев. Злой ветер со свистом крутил сухой колючий снег. Ноги увязали в сугробах. Набитый шрифтом чемодан оттягивал руки. Но идти надо ровно, легко, чтобы не обратить на себя внимания. Часто останавливаясь, Сергей поднялся в гору. Вслед за ним шел Кочубей. Друзья вышли на Крас- ноармейскую и направились к дому Лидии Малыше- вой. Они вынесли почти все хозяйство типографии. Теперь оставалось спешно найти приют для Ананьева и Сороки. За это взялся Загорный: он обе- щал подыскать для них на Подоле надежную квар- тиру. Шешеня побежал к знакомому парикмахеру за париком и бородкой, чтобы изменить внешность Володе Ананьеву, иначе ему на улицу не выйти. И вот подземные печатники получили весточку от Кочубея: 5 января, утром, за ними придет Ше- шеня. — Итак, завтра уходим, мама,— сказал Володя грустно. Тихо стало в доме у Ананьевых. Привыкшие к напряженной работе типографщики скучали. — Может, удастся послушать Москву? — спро- сил Сорока. Володя принес из кладовки самодельный радио- приемник и настроил на Москву. Прощай, любимый город, Уходим завтра в море...— полилась грустная мелодия. — Хорошая песня! — сказал Никита. — За душу берет,— подхватил Володя и начал подпевать. Потом диктор объявил: «В последний час». И все услышали: «Четвертого января наши войска после решительной атаки овладели городом и железнодорожной станцией Нальчик...» Вера Давыдовна вздохнула: — Счастливцы! Когда мы уже услышим такое про Киев? — Скоро, мама, скоро! — Дожить бы... 107
Вера Давыдовна поставила на стол чайник: — Выпейте кипятку, и спать. Хоть отоспитесь немного. Она бросила в стакан сушеной морковки, и ки- пяток пожелтел. Но людям тогда и такой «чай» ка- зался вкусным. Так закончился день 4 января 1943 года. Железнодорожное шоссе просыпалось в 7 часов утра, когда заканчивался комендантский час. В это утро оно проснулось раньше. Обитателей домика Ананьевых разбудили какие- то крики. — Немцы! Гестапо! — истошно закричал женский голос и оборвался. Стало тихо, словно на кладбище. Но вот снова донесся крик... Зазвенело разбитое стекло. Володя и Никита припали к окну. — Немцы у соседей! — Бегите! Милые мои, удирайте! Скорее! — умо- ляла Вера Давыдовна. Она сорвала с вешалки паль- то.— Одевайтесь. Скорее! Но было поздно: на крыльце появился солдат. Вера Давыдовна успела придвинуть к двери стол. На него полетели матрацы, подушки, стулья. Забар- рикадироваться! Они будут биться насмерть! Жи- выми гестаповцам не сдадутся. Володя выкатил пу- лемет. Все же пригодился. А когда Кочубей прино- сил его сюда по частям, не верилось, что их смогут обнаружить, что им придется обороняться. Вера Да- выдовна принесла гранаты. Никита вытащил наган. — Мальчики, прощайте!.. — Да, мама, живыми нам отсюда не выйти,— про- шептал Володя. Он нежно обнял мать, поцеловал ее сухие, горячие глаза, которые, казалось, разучились плакать. — Откройте! Стрелять будем! Володя и Никита упали на пол. У щелки закры- той ставни замерла Вера Давыдовна. — Они схватили Тимченко... Волокут Оксану по земле. Негодяи, ведь у нее больные ноги,— Вера Давыдовна задрожала. 108
В двери полоснула автоматная очередь. — Мама, ложитесь! — крикнул Володя и, под- скочив к окну, швырнул гранату. — А-а-а... Гитлеровцы откатились, обледенелое крыльцо залила кровь. В это время на шоссе появились грузовики с сол- датами. — Не стрелять! — скомандовал офицер.— Этих негодяев взять живьем. Солдаты с автоматами кинулись к домику. В ру- ках переднего — лом. Они не успели ударить по две- ри— из окна вырвался пулеметный огонь, полетели гранаты. Вопль разнесся над Черной горой. А на покрытой грязным снегом горе появились люди. Жители Же- лезнодорожного шоссе с восторгом смотрели на ма- ленький домик, ставший грозной крепостью. Упала Вера Давыдовна. Пулеметной очередью перебило ей ногу. — Сынки! Спрячьтесь, бегите в подземелье! У меня еще есть сила, я замаскирую туннель... По- гибну, но вас они не найдут,— умоляла мать. — Нет, мама, мы вас не оставим... Фрицы до- рого заплатят за нашу жизнь,— Володя размахнулся и бросил в окно еще одну гранату, последнюю. Неожиданно бой затих. — Видимо, гитлеровцы решили передохнуть. Что ж, отдохнем и мы... Что замышляют фашисты? Володя осторожно подкрался к двери. Вокруг дома залегли цепью сол- даты. Осада. Воспользовавшись передышкой, Володя перевя- зал рану матери и положил ее на кровать. Ребята привели в порядок боеприпасы. Осталась пулемет- ная лента и патроны к нагану. Можно еще дер- жаться. Прошло два часа. Фашисты поднялись и с авто- матами наперевес бросились вперед. Это была на- стоящая атака, как на поле боя. И на этот раз фаши- сты откатились, понеся потери. Да, дорого заплатят оккупанты за жизнь трех подпольщиков. 109