...Уже не осталось ни одного патрона, даже для себя. — Можно еще врукопашную,— Никита схватил топор.— Выручай, голубчик! Гитлеровцы вновь двинулись в атаку. Разозлен- ные, с налитыми кровью глазами, ворвались они в беззащитный теперь домик и увидели двух юношей, которые, обнявшись, стояли посреди комнаты. — Не подходи! — крикнул Никита. Маленький, совсем высохший, он, точно сказоч- ный богатырь, взмахнул топором, и у его ног сва- лился фриц. На Володю и Никиту навалились солдаты, скру- тили им проволокой руки, поволокли из хаты. — Не тащите, мерзавцы, сам пойду. Развяжите руки! —кричал Володя. Но его не слушали. Володя и Никита, окровавленные, с гордо подня- тыми головами вышли на улицу. Вслед за ними ге- стаповцы тащили Веру Давыдовну. Толпа на шоссе замерла. Женщины плакали. Сжав губы, молча стояли старики. — Прощайте, люди! — крикнула Вера Давыдов- на и в последний раз посмотрела на Черную гору, на небо, зимнее, грозное, на домишки, притихшие в глубоком снегу. Потом она увидела Лиду Малы- шеву. Лида стояла около дерева. Лицо ее было сов- сем белое, глаза полны ужаса. Женщина еще раз крикнула: — Прощайте, товарищи, и простите!.. Толстый эсэсовец втолкнул женщину в маши- ну. Вслед за нею туда втащили Володю и Никиту, стариков Тимченко, артиста Анатолия, юную Мо- тю — племянницу Оксаны Федоровны. И еще успе- ла увидеть Вера Давыдовна соседского мальчика Юрку, курносого Юрку, которому страсть как хоте- лось вместе с дядей Володей повоевать против ги- тлеровцев. Ан, видишь, не удалось... Мальчик сто- ял посреди шоссе и горько плакал, размазывая по лицу грязными кулачками слезы.
Г л а в а шестая ВТОРАЯ ЖИЗНЬ ПОДЗЕМНОЙ ТИПОГРАФИИ 1. Январский мороз обжигал лицо, забирался под ста- **ренькое пальто. Ткачев едва переставлял оду- бевшие ноги. Скорей бы добраться до тепла, обо- греться. Он приехал в Киев на заседание Руководящего центра. На Владимирском базаре в 2 часа дня он должен был встретиться с Кочубеем. Но уже дважды обошел Кирилл Афанасьевич базар, а Григория все не было. Ткачева стало охватывать беспокойство. К тому же ему казалось, что кто-то за ним следит. Про- должать шататься по базару, который как назло в этот день был не очень людный, он не решился. По- дался на Железнодорожное шоссе. Еще издали он увидел дом Тимченко с на- стежь открытыми дверьми. Неужели беда? Кирилл, не останавливаясь, прошел мимо дома, где собирался встретиться с Кочубеем. «Гляну еще на хату Ананьевых»,— подумал Кирилл и отшатнул- ся, увидев разбитый дом, залитое кровью крыльцо... Задворками, закоулками пробрался Ткачев ка вокзал и сел в первый поезд, отходивший в Нежин: надо предупредить товарищей о несчастье в Киеве. В это время измученная горем Лида Малышева копалась на свалке, выбирая уголь, и незаметно на- блюдала за шоссе. Кочубей поручил ей во что бы то ни стало перехватить Черепанова и Ткачева, ко- торые должны прибыть на заседание Центра, и пре- дупредить их, чтобы они немедленно возвратились в Нежин. Лида никогда не видела ни Валентина, ни Кирилла, но Кочубей так точно описал их внеш- ность, что ошибиться она не могла. ш
Но вокруг ни души. Прошла сгорбленная ста- рушка. Потом появился полицай; он подозрительно посмотрел на Лиду и исчез. Вдруг она заметила Че- репанова. Все, как нарисовал Кочубей: высокий, ху- дой, лицо продолговатое. Железнодорожник. В руке противогазная сумка. Лида встала, пошла ему напе- ререз и тихо сказала: — Кочубей приказал немедленно вернуться в Нежин. Валентин прошел, словно не слышал этих слов, даже не взглянув на Лиду. Но так, сразу поверить ей он не решился. «Откуда взялась эта молодица? Кто она? А ну-ка пойду на базар, может, встречу там Веру Давыдовну или Оксану Федоровну»,— ре- шил Черепанов и спустился вниз на Красноармей- скую улицу. Долго еще Лида копалась на свалке — надо же предупредить Ткачева. Вечерело, когда замерзшая и усталая женщина вернулась домой. Ткачев не по- являлся. Борису Загорному не надо было уговаривать Сер- гея и Тоню Тимофеевых. Они сразу согласились спрятать приятеля Бориса, хотя он предупредил, что это очень опасный для фашистов человек, и если немцы найдут его у них, Сергея и Тоню расстре- ляют. Сергей сказал: — Веди! Мы не из пугливых. Думаешь, мне безразлично, кто ест хлеб, который я пеку,— наши люди или фашисты? Нет, голубчик, за Советскую власть и я сумею постоять, хоть и не коммунист. Веди, веди своего приятеля! Борис привел его в тот же день. Гость сбросил пальто с бобровым воротником, причесал густой све- тлый чуб и отрекомендовался: — Дмитрий Иваненко, врач. Добродушная Тоня сочувственно посмотрела на незнакомца, которого привел к ним ее двоюродный брат Борис Загорный. — Чувствуйте себя у нас как дома,— сказала Тоня.— Вот ваша комната. Под полом погреб: в слу- чае чего — туда. 112
Пекарь Сергей и его жена Тоня целыми днями не бывали дома, и их таинственный квартирант врач Иваненко (это был Кочубей) мог без помехи обду- мать положение, в котором оказалась подпольная партийная организация. Случилось то, чего больше всего боялся Кочубей: погибла созданная с таким трудом типография, мно- жество разных документов, а главное, арестованы Тимченко, Ананьевы, Никита Сорока — его любимые, верные друзья, люди, всем сердцем преданные пар- тии. Кочубей опасался, что никого из них он больше не увидит. Но впадать в отчаяние он не имел права. Надо сохранить организацию, сберечь людей. Он был уверен, что старики Тимченко, раненая Вера Давыдовна и ребята перенесут все пытки, но ни одного адреса, ни одной фамилии не выдадут врагам. Но среди арестованных был Анатолий! По- этому надо ликвидировать все явки, все конспира- тивные квартиры. Это закон конспирации. К Кочубею ежедневно приходил Загорный. Бо- рис был той живой цепочкой, которая связывала Григория с внешним миром, с подпольной организа- цией. Загорный бегал по Киеву, находил людей, назна- чал новые места явок, устраивал новые конспира- тивные квартиры. 2. Ночью в дом Александра Кузьменко постучался Михаил Демьяненко. — Наконец-то! — встретили его обрадованные Черепанов и Ткачев.— Ну, что там в Киеве? Ничего хорошего не мог сообщить им Михаил. — Я встретился с Шешеней,— сказал Михаил.— Он передал приказ Центра: мне — выехать в Киев, а вам, ребята, пробираться в партизанский отряд. В маленьком домике на Объезжей улице друзья выработали план вывода людей из Нежина. Решили поездом доехать до Чернигова, забрать там группу молодежи, которая слишком открыто действовала против фашистов, и всем вместе двинуться в село ИЗ
Неданчичи, где находится связной Володя Сарычев. Дальше их уже поведет он. Ранним утром Александр разбудил Марию Сазо- новну: — Мама, пойдите к Грише Косачу и скажите, что надо срочно уходить из Нежина. И Сергея Серого пусть предупредят. Будем ждать их около чернигов- ского поезда. Старушка смахнула со щеки слезу и вышла из дому. И вот все готово. Мария Сазоновна поставила на скамью три железнодорожных сундучка. Она сама их укладывала. На дно положила по две гранаты, а затем по паре чистого белья, сверху — по кусочку хлеба, махорки. Можно идти. — Шурик! — всхлипнула женщина и припала к сыну.— Мальчики мои! Кузьменко обнял старенькую мать, крепко по- целовал ее и вышел из дому. Вслед за ним по од- ному вышли Ткачев и Черепанов. Каждый шел от- дельно, чтобы не привлекать внимания шпиков. Черепанов все еще был под впечатлением рас- сказа Михаила Демьяненко о страшном разгроме в Киеве. С ужасом думал он о том, что ждет Веру Давыдовну и парней. Всего две недели назад он ви- дел их всех и даже хотел остаться, чтобы хоть не- много помочь им. Но ребята не согласились, чуть ли не силой выпроводили его. Черепанову теперь кажется, что у Володьки было какое-то предчувствие. Неспроста же он сказал тогда: «Возвращайся, возвращайся, Валя, в Нежин. Я все равно погиб. Меня и Никиту съело подземелье. А ты еще встретишься с Клавой. Поцелуй сест- ричку...» Невесел был и Ткачев. Он думал о товарищах, оставшихся в Киеве, о судьбе организации. «Разва- лился наш Руководящий центр. Славно потрудился он свыше года. Удастся ли товарищам сохранить людей, подполье?» Только на лице Александра Кузьменко играет улыбка, столь неуместная в этот час. Но и ее можно понять: Александр живо представил, как почувст- вует себя Кольбах, когда узнает об исчезновении 114