своего нарядчика. Ведь Кольбах так верил своему кроткому, рассудительному нарядчику, считал его человеком, преданным немецким властям. «Кусай себе локти, собака!»—торжествовал Александр. Словно на праздник шел он к партизанам, ибо хуже смерти осточертела ему работа в немецком депо. Гостеприимный домик Белевичей в Чернигове на улице Котовского, 8,— явка Черепанова. Частенько доводилось Валентину встречаться там с чернигов- цами, передавать им листовки киевских подпольщи- ков. Пятнадцатилетняя Оля была ему всегда хоро- шей помощницей. И теперь она не теряет присутст- вия духа: — До Неданчичей надо идти этой тропинкой. Я знаю. Мы ходили пионерским отрядом в поход,— щебетала Оля. — Ходила в пионерские походы, девочка, а те- перь будешь ходить в партизанские,— вздохнул Гри- горий Косач. — Разные бывают походы. А мне приходилось на белых в гражданскую ходить.— И Ткачев при- нялся рассказывать, как в девятнадцатом году про- гоняли они с Украины Деникина. Из Чернигова их вышло 16 человек. Впереди не- легкая дорога, надо пройти 50 километров по зимнему ночному лесу. Незаметно проходило время. Когда черноту ночи смягчили первые лучи солнца, будущие партизаны увидели железную дорогу. Это был разъезд Нерафа. До Неданчичей осталось 11 километров. Дальше, пре- дупредил Сарычев, группой идти нельзя: здесь шны- ряют полицаи. Кузьмеико с товарищами остались в лесу, а Тка- чев и Черепанов двинулись в Неданчичи за Сарыче- вым. Договорились, что возвратятся к вечеру. Не прошли и двух километров, как напоролись на полицаев. — Стой! Кто идет? — На работу в Неданчичи,— ответил Ткачев, а сам думает: «Конец! Начнут обыскивать — в сундуч- ках гранаты». 115
— Документы! Ткачев и Черепанов вынули удостоверения, из- готовленные Володей Ананьевым. — Идите! — махнул рукой начальник патруля. Кабинет начальника станции Неданчичи — пар- тизанская явка. Осторожно заглянули Ткачев и Че- репанов в кабинет. За столом сидит человек, длин- ный ус крутит. — Семафор открыт? — прошептал пароль Тка- чев. — Остановка на Нерафе,— ответил начальник и развел руками: — Сарычев повел вчера товарищей и еще не вернулся. — Что же делать? — Не журитесь! Вечером отправлю вас поездом обратно в Нерафу. Пешком идти опасно. Полицаев вокруг как вшей в кожухе. Стало быть, ложитесь, отдохните. — Хорош отдых,— ворчит Ткачев.— А как там товарищи в лесу? — Ну чего там, не маленькие,— успокоил его Валентин.— Костер разложили и греются, нас дожи- даясь. С Олей не пропадут! Она же пионерка — без спичек умеет костер разжигать. Друзья быстро заснули. И снится Черепанову большой костер в лесу. Сидят вокруг огня товарищи, песни поют. Появляется Сарычев. Все поднимаются, чтобы идти за ним в партизанский отряд... Черепанов вскочил: — Кирилл! Сарычев наших повел. — Ты что? — рассмеялся Ткачев. — Ой! Это же мне приснилось,— почесал затылок Валентин. — Бывает, что сон в руку,— улыбнулся Ткачев. А тут начальник станции в комнату вскочил: — Поезд на Нерафу! Ткачев и Черепанов вышли на перрон. Смотрят — из паровоза им кто-то шапкой машет: — Сюда! Да это же свои: машинист Иван Сидоренко и его помощник. Кирилл и Валентин на ходу вскочили на паровоз. — В хвосте эшелона классный вагон. Там чело- 116
век двадцать полицаев и немец-жандарм,— шепчут железнодорожники.— Вот бы им капут устроить! Мчится эшелон. За окошком паровоза виднеется белый, покрытый чистым снегом лес. Вдруг Ткачев вскочил: — Видите — костер? Это наши. Жми на тормоза. Сделаем капут полицаям. Состав резко остановился. Навстречу ему бегут Кузьменко, Косач, Оля Белевич, Володя Сарычев, партизаны. Вот и сон в руку! — Люди добрые! В хвосте полиция! — закричал Ткачев. Полицаи опомниться не успели, как в вагон вско- чили партизаны, выволокли их и потащили в лес. Только немца-жандарма пришлось пристрелить, так как тот успел выхватить свой пистолет. — Это первая наша месть за Володю Ананьева, за Веру Давыдовну,— сказал Черепанов. — А что же с эшелоном делать? — спросил Косач. — А вот что,— и Ткачев обратился к Сидоренко, который высунул голову из паровозной будки.— Иван, подними в котле давление, дай поезду задний ход и на ходу прыгай. Вагоны покатились под уклон обратно к Недан- чичам. — Вроде второй сон сегодня вижу,— промолвил Черепанов, глядя, как летит с горы немецкий воин- ский эшелон, как вагоны налетают один на другой, как на кучу вагонов падает пышащий паром паро- воз. — С хорошим почином вас, друзья!—улыбнулся Сарычев. 3. (Из дневника Григория Кочубея) 20 января. Две недели прошло с того страшного дня, когда гестаповцы разгромили типографию, а мне кажется, что это произошло только вчера... Где они сейчас, мои друзья, что с ними сделали фашистские палачи? И почему взяли артиста? Не иначе, чтобы замести следы. Уверен, что он сыграл свою роль в нашем разгроме. 117
Как узнать о судьбе арестованных? Неужели до- пустим, чтоб их казнили? Маша, жена моя! Прости меня! Я виноват перед тобой. Это из-за меня теперь истязают твою крот- кую, добрую мать, твоего благородного отца. Но так ли я уж в этом виноват? Разве без меня не стал бы твой отец помогать подпольщикам? Конечно же по- могал бы, ибо он честный человек и патриот. Отчизна отомстит за вас, мученики, узники гит- леровских застенков! Фашисты еще поплатятся кровью за свои злодеяния, за горе, причиненное лю- дям. Пройдут годы. От подножия Черной горы до са- мого Днепра протянутся улицы нового Киева. Я вижу это... Из открытых окон доносится смех дет- воры. Она только из книжек знает, что такое война. Вот дети пришли на Черную гору, и экскурсовод рассказывает об одном из бесчисленных героических эпизодов великой народной войны против захватчи- ков. Ребята останавливаются перед маленькими до- миками Ананьевых и Тимченко, низко кланяются той земле, на которой жили вы, бессмертные герои Украины. Нет больше сил сидеть у моих любезных хо- зяев. Сергей и Тоня — чудесные люди. Понимают ли они, какой страшной опасности подвергают себя? Говорят, на Подоле висит объявление: гестапо ищет «коммунистического бандита Кочубея», он же Иев- лев, русый, с светлыми усами, выше среднего роста, светлоглазый. Тому, кто поможет найти Кочубея- Иевлева, обещана большая награда. Итак, меня ищут. Следовательно, моя голова еще чего-то стоит? Что ж, поборемся, господа фашисты! Только я уже больше не Иевлев, и нет у меня бо- льше усов. Руководящий центр парторганизации вновь су- ществует, но уже в новом составе. Вместо выбыв- ших членами Центра стали Б. 3., Н. Б., Н. HL, Д. Л.1 Сижу у окна. День короткий, январский. Вече- реет. Снег стал голубым. За окном мертвая синичка. 1 Борис Загорный, Николай Бойко, Николай Шешеня, Дмитрий Лисовец. 118
Даже птицам плохо при фашистах — негде выпро- сить и крошки хлеба... Кстати, о хлебе. Как мы теперь обойдемся без фальшивых нарядов на получение продуктов? Не стало Володи, который так мастерски умел подделы- вать любые документы. До сих пор не найду ответа на вопрос: какой подлец выдал гестапо нашу типографию? Погибну, а доведаюсь и отомщу. Но пора развернуть новую ти- пографию. Попробую заменить Владимира. Придет Борис, потолкуем с ним об этом. Где он, почему за- паздывает? Обещал наведаться на наше шоссе. Ему можно: он ни разу не был там и его никто не знает. Кто-то стучит. Наверно, Борис. ...Только что ушел Борис. Сообщил важную но- вость: ребята видели Анатолия. Итак, артиста вы- пустили из тюрьмы. Только его одного. Стало быть, я не ошибся, подозревая его в предательстве... Еще одна новость: Борис подыскал квартиру на Подоле, у какой-то одинокой девушки. Завтра или послезавтра перейду к ней. 4. Тамара Струц стояла у окна. С минуты на минуту там должен показаться Борис Климов с человеком, которого она согласилась приютить, которому обе- щала помогать. Прижалась горячей головой к холод- ному стеклу. В голове роятся мысли. ...Мамочка, родненькая, если бы ты знала, как мне страшно! Неделями не выхожу из дому, сижу голодная. Ты, бывало, говорила, что наши комнатки, хоть и небольшие, но теплые. Нет, в них очень хо- лодно. Ноги и руки у меня окоченели, никак не могу согреться. На дворе и то лучше, но выходить страш- но. Немцы, эти бешеные псы, хватают всех моло- дых и угоняют в Германию. А я не хочу туда, не хочу! Лучше умереть от холода и голода тут в на- шей квартире, на твоей, мамочка, кровати. Я одна, совсем одна. Вот наш двор. Помнишь, мама, ты ворчала — называла его муравейником, меч- тала, чтобы хоть на полчаса угомонился наш двор. Теперь там тихо, как на кладбище. Только и слыхать 119