— У нас с Алексеем один отец, — невозмутимо заявил Василий. По крайней мере, он не рычал на меня. — Это немного сложно.
— Да, семья, как правило, чертовски сложна, — пробормотала я.
Алексей кивнул, как бы соглашаясь. Мне было интересно, какова их история. Могу поспорить, что у них не было какого-то исторического соглашения о продаже своих дочерей, висящих у них на шее.
Мои глаза с удовольствием путешествовали по его чернилам и описывали каждую видимую татуировку. От чернил на его лице, чернил, выступающих из-под накрахмаленной белой классической рубашки, до татуированных рук и костяшек пальцев. Черт, он был прекрасен. До Лучано меня никогда особо не интересовали татуировки. Но этот человек вывел чернила на совершенно новый уровень. Чернила на этом человеке объединили жестокость, запечатленную на его лице, искусство и безжалостность в один прекрасный, смертоносный образец.
— Грейс, ты вернулась, — прерывание произошло в виде холодного голоса моей бабушки. Мой рот сжался в тонкую линию, и что-то в глазах Алексея подсказало мне, что он точно понял, откуда я.
Мое сердцебиение ускорилось, а беспокойство возросло на ступеньку выше, но я скрывала это. В конце концов, я очень хорошо научилась скрывать свои эмоции с тех пор, как начала жить под крышей бабушки.
Она предложила мне свою щеку для поцелуя в знак приветствия. Я наклонилась, чтобы поцеловать подношение, и почувствовала себя Иудой. Потому что я пришла убить ее. Но я хорошо запомнила урок из прошлого раза, когда отказалась поцеловать ее в щеку. Она морила меня голодом два дня. Это было нелегко забыть.
— Бабушка, — пробормотала я.
— Я вижу, ты все еще тусуешься с этими отбросами, — её взгляд скользнул по Лучано и его друзьям и остановился на Элле. Ее губы сжались при виде моей лучшей подруге. — Я думала, ты ушла от мужа, моя маленькая Белль.
Не позволяй ей насмехаться над тобой. Не позволяй ей насмехаться над тобой. Слова повторялись в моем мозгу.
Она намеренно назвала меня так, напоминая, что это моя единственная ценность для наследия Романо. Ну, мне было плевать на наследие Романо.
В ее глазах появился жесткий блеск. Она надеялась разозлить Лучано. Он сохранял спокойствие, хотя я скорее чувствовала, чем видела, как он напрягся.
Никогда не глядя в его сторону, ответила я. — Нет. Должно быть, кто-то дал тебе неверную информацию о моем семейном статусе. Мне нравится быть отбросом, поэтому я общаюсь с ними только в уместном случае. Ты так не думаешь, бабушка?
Я уже не была маленькой девочкой. Я не потерплю ни ее морального избиения, ни физического насилия со стороны моего дяди.
Она улыбнулась, хотя улыбка не коснулась ее глаз. — Ты сыграешь для нас сегодня, дорогая?
— Нет, я…
— Пианино твоей матери здесь, — оборвала она меня, как будто я не говорила. — Сегодняшний вечер будет твоим последним шансом. Мы избавляемся от этого.
Я моргнула в замешательстве. — Но почему? Это было в маминой семье на протяжении веков.
— Здесь нет никакой цели, — мы встретились взглядами, ее темные черные глаза смотрели на меня сверху вниз, бросая мне вызов. В отличие от моего дяди, который не возражал против физических наказаний, моя бабушка предпочитала моральные пытки.
— Я заберу это, — слова ускользнули от меня прежде, чем я о них подумала. Ей нравилось отнимать все, что мне было дорого или что я любила. Теперь, когда я заявила, что хочу этого, она скорее сожжет его дотла, чем отдаст мне.
— Ты всегда была такой сентиментальной, Грейс, — издевалась она надо мной. — Это будет твое падение. Это пианино ничего не стоит. Прямо как твоя маленькая семья.
Невысказанная угроза. Невысказанное унижение.
Я сделала шаг вперед, когда почувствовала, как рука Эллы обхватила мое плечо. Я представила, как обхватываю пальцами ее шею и душу ее до смерти. Я хотела убить эту злую старую ведьму. Единственное, в чем она была хороша, — это приносить людям страдания.
Прежде чем я успела подумать о возвращении, вмешался мой муж.
— Берегите себя, София Романо, — бросил ей в лицо Лучано, грозный и безжалостный бандит в полной боевой готовности. — Моя жена может вести себя вежливо на вашей вечеринке, но я не буду испытывать никаких угрызений совести, если вырву вам глотку и увижу, как вы захлебываетесь собственной кровью среди своих гостей.
Бабушка даже глазом не моргнула, но рядом с ней я увидела ее охранников. Конечно, она не боялась, когда никогда не сражалась в собственных битвах.