– Все, наверное, слишком громко сказано – лишь то, что смогла найти в университетской библиотеке.
– Значит, тебе было интересно?
– Пожалуй. – Мэг не хотела показывать, насколько ей было интересно.
Кэролайн, видимо, поняла это.
– Как ты сейчас похожа на свою мать, такая же гордая тихоня.
– О, – Мэг рассмеялась. – Я не тихоня!
– Да, судя по твоим волосам, не тихоня. Ну-ка, подойди. – Она длинными тонкими пальцами, унизанными перстнями, взяла Мэг за подбородок. – Удивительно, – прошептала Кэролайн, – удивительно. Маргарет… Как же тебя называла Гвендолен? Мардж? Гретель? Мей?
– Мэг.
– Просто. – Кэролайн неодобрительно покачала головой. – Слишком просто.
– Мне нравится. – Мэг упрямо вскинула подбородок. Честно говоря, она тоже предпочитала, чтобы ее называли Мардж, но Мэг выбрали родители, и никто не имеет права осуждать их выбор.
– И чем же ты занимаешься, Маргарет? – Кэролайн тоже не собиралась идти на какие-либо уступки.
– Работаю в школьной библиотеке.
– Очень увлекательно! – иронично произнесла Кэролайн.
– Мне нравится.
– А мне нравится, что ты не поддакиваешь мне, как эти глупые Уайты. – Кэролайн улыбнулась и достала вторую сигарету.
Последовала пауза.
– От чего умерла Гвендолен?
– От воспаления легких.
– Странно, у нее всегда было крепкое здоровье. Наверное, плохое питание… Вы что, голодали?
Мэг усмехнулась про себя. Похоже, в представлении Кэролайн все, кто не может позволить себе ужин из восемнадцати блюд, голодают.
– Мы не голодали, мы вообще очень хорошо жили и были счастливы! – Наконец-то Мэг смогла сказать то, ради чего, собственно, и пришла. Они были счастливы без Феннелов, их богатства и внимания!
– Счастливы? – Кэролайн выговорила эти слова с презрением. – Да, Гвендолен могла позволить себе быть счастливой!
– А вы нет? – дерзко спросила Мэг.
– Нет, – жестко ответила Кэролайн. – Я не могла!
– Но почему? Каждый имеет право на счастье!
– Только не я. Я была самой старшей и, по сути дела, – главой семьи. На Филиппа, как ты уже поняла, надеяться не приходилось, а наш покойный папочка, славный генерал Феннел, был алкоголиком, которого даже не выпускали к гостям. Впрочем, его немного оправдывает то, что он начал пить сразу же после смерти мамы, твоей бабушки. В свете говорили о таинственной болезни, подхваченной им в Афганистане. Этой болезнью была неистребимая тяга к спиртному. Представь себе, Маргарет, я до сих пор прячу оставленные на столе недопитые бутылки. – Кэролайн невесело рассмеялась. – Денег хронически не хватало. Наши туалеты, правда, были всегда великолепны, но чего это стоило! Окридж-холл разрушался на глазах, и сохранить его могли только мы, женщины, вернее, деньги, которые получим, удачно выйдя замуж. Теперь ты понимаешь, чем для нас было замужество твоей матери? Предательством! Впрочем, спасение Окридж-холла волновало только меня. Аннабел всегда любила только себя, Диана была глуповата, а Филипп… – Кэролайн с силой сжала руку Мэг. – Никогда не называй своего сына Филиппом – это роковое для нас имя! Я чуть не умерла, когда узнала о продаже Окридж-холла, и не простила Филиппа даже после его гибели.
– Да, вы не умеете прощать, – тихо проговорила Мэг.
– Но и ты ведь не простила, правда, Маргарет? – сверкнула глазами Кэролайн. – Ведь ты тоже не простила нам Гвендолен? Иначе бы обратилась за помощью. Почему ты не написала мне, когда умерли родители?
– Я сообщила вам об их смерти. Если бы вы захотели увидеть меня, дали бы знать.
– Ты не только упряма, но и горда. Черт побери, ты настоящая Феннел! – Кэролайн потрепала Мэг по плечу. – Хочешь, покажу тебе Окридж-холл?
– Еще как! – Мэг сама удивилась своей восторженной реакции.
– Приедешь ко мне двадцать шестого июня, я пришлю за тобой машину. Покажу Окридж-холл и кое-что еще. Тебя удивит… Помоги мне подняться и пойдем к гостям, Мэг. – Кэролайн с видимым неудовольствием произнесла это имя. – Нечего улыбаться, я назвала тебя так совершенно случайно!
За дверью они столкнулись с Генри. Он беззаботно улыбался.
– А ты что здесь делаешь?
– Пошел за вами. Аннабел рвет и мечет.
– Потерпит. – Кэролайн быстро зашагала вперед и включилась в оживленную беседу с гостями, как будто сразу же забыв о существовании Мэг.
Девушке это показалось даже обидным.
– Не обращай внимания, – сказал Генри, заметив ее расстройство. – Она со всеми так. Разговаривает, когда хочет, и бросает, когда хочет. Мы привыкли. Ты тоже привыкнешь со временем.
– Не думаю.
– Да ты действительно чудовищно упряма и горда, Мэг!
– Вы подслушивали?! – возмутилась Мэг. Генри ничуть не смутило гневное обвинение.
Все так же безмятежно улыбаясь, он сказал:
– Это получилось само собой. Я подошел к двери и услышал вашу беседу. Было неловко прерывать.
– Воспитанные люди так не поступают. Вам надо было уйти.
– А кто вам сказал, что я воспитанный?
– Я считала это непреложным фактом для настоящих Феннелов.
– А вот и заблуждалась. Я общаюсь с художниками, а их трудно назвать воспитанными людьми.
– Никто и никогда не должен подслушивать! Художники тем более, – в запале сказала Мэг, хотя и не понимала, почему именно для художников подслушивание недопустимо.
– Я не художник, – улыбнулся Генри все той же мягкой улыбкой. – У меня картинная галерея. Я покупаю и продаю произведения искусства. Повторяю – я не подслушивал, а совершенно случайно услышал. Ну, не сердись, Мэг, пожалуйста. Это простое совпадение.
Всем своим видом Генри изображал такое искреннее раскаяние, что Мэг не могла его не простить.
– Ты позволишь проводить тебя домой?
– Не позволю.
– Все еще сердишься?
– Нет, просто хочу побыть одна. Генри не стал настаивать.
– Ну хотя бы разреши постоять рядом, когда будешь прощаться с родственниками. Уверен, тебе понадобится поддержка.
3
Занятия в школе окончились. Мэг уже собиралась идти домой, когда в библиотеку с обычным шумом и треском влетела ее подруга Бренда – веселая, жизнерадостная толстушка. Она преподавала в младших классах. Бренда кипела энергией и жаждой деятельности. Ее уроки были настоящим праздником для малышей, и ученики обожали свою молодую учительницу. Невысокая яркая шатенка, с жесткими коротко остриженными волосами, маленьким, весело вздернутым носом и живыми черными глазами, Бренда была далеко не глупа, но держалась эдакой лихой простушкой, считая, что мужчины, вниманием которых она дорожила, не любят заумных девушек.
– Мэг, там тебя спрашивает потрясающий мужик! – Бренда закатила глаза, изображая крайнюю степень восхищения. Когда глаза вернулись на место, она оглядела подругу. – Опять ты в длинной юбке, с такими ногами…
– Остановись, о моих ногах ты уже говорила, – прервала ее Мэг и выглянула в окно.
У ворот стоял Генри Рид.
– О-о! Какой красавец, – простонала из-за ее плеча Бренда.
Генри действительно был хорош в серебристо-сером костюме от портного с Савилроу, который прекрасно гармонировал с его светлыми волосами. Крошечная роза в петлице оттеняла рубашку цвета магнолии. В манжетах тускло поблескивали аквамариновые запонки. Он выглядел очень респектабельно и по-старомодному утонченно.
– Это мой родственник, – бросила Мэг Бренде и выбежала на улицу.
– Здравствуй, кузина, – произнес Генри, непринужденно целуя руку Мэг. – Мне показалось, мы расстались не очень дружелюбно. Вот решил исправить. Моя машина за углом. Если не возражаешь, поужинаем вместе.
Почему бы и нет, подумала Мэг. Генри нравился ей своей простотой и дружелюбием. Он же не виноват, что принадлежит к этому надутому семейству, и, кроме того, совсем не похож на них.
– Мне нужно переодеться, – сказала она, смущенно оглядывая свой скромный строгий костюм.
– Ты прекрасна в любой одежде, – с шутливой галантностью успокоил ее Генри. – Предлагаю посетить один милый итальянский ресторанчик, – продолжил он. – Там очень уютно, и мы прекрасно проведем время. Поехали, Мэг, не раздумывай.