— Теперь пора! В семь часов Яна всегда уже возится по хозяйству.
Через несколько минут он звонил у калитки. Резкий звук электрического звонка был отчетливо слышен в утренней тишине. Но в доме все оставалось тихо. Три раза, четыре звонил Сильвестр, но ничто не шевелилось. Атма последовал за ним, медленно в раздумье, словно не желая мешать первому свиданию влюбленных. Теперь, стоя возле Сильвестра, он указал рукой на одно место стены.
— Смотри! — Маленькая дощечка белела среди плюща. В неверном блеске рассвета она ускользнула от взглядов Сильвестра. Теперь ее отчетливо можно было видеть и прочесть. Это было повседневное тривиальное объявление о том, что дом сдается и подробности можно узнать у соседей.
— Я предчувствовал, что мы здесь не найдем девушки. Но мы ее отыщем и отвезем в Европу.
Эти несколько слов, с убеждением произнесенные Атмой, влили новые силы в душу Сильвестра. Он последовал за товарищем, который направился к соседнему дому и заявил, что они хотят осмотреть отдающийся в наймы дом.
Вместе с Атмой ходил Сильвестр по так хорошо знакомым ему комнатам. У окна стоял рабочий столик. За ним сидела Яна, когда он видел ее в последний раз перед арестом. Вышивка, над которой она тогда работала, еще лежала там, словно вышивальщица только что встала. Если бы кто-нибудь покинул дом, чтобы переселиться в другое место, он бы не оставил там работу. Сильвестр Бурсфельд не мог удержаться от подобного замечания.
— Все произошло так быстро, — объявил провожавший их мальчик. — Мистер Глоссин усадил мисс Яну в свой автомобиль и тотчас же уехал с ней. Она захватила лишь немного вещей.
Наймут ли они квартиру? Может быть… Они подумают и зайдут после обеда. После короткого прощания друзья направились вдоль по Джонсон Стрит. Сильвестр шел, как во сне. Его губы механически повторяли последние слова индуса. «Мы найдем девушку и привезем ее в Европу». Монотонное повторение мало-помалу вернуло ему душевное равновесие. Он последовал за Атмой, который направился к вокзалу.
— Куда мы, Атма? Что будет с нашим аэропланом?
— Аэроплан хорошо спрятан. Мы должны поехать в Нью-Йорк, спросить у доктора Глоссина, где девушка.
Сильвестр почувствовал страх.
— Это значит положить голову в пасть ко льву.
Атма возразил хладнокровно:
— Лучеиспускатель с тобою. Сожги его, преврати его в пепел, если он причинит тебе зло, но не раньше, чем он ответит мне.
Доктор Глоссин сидел в частном кабинете президента-диктатора, Цирус Стонард отодвинул пачку писем и на одно мгновение остановил свой взгляд на докторе.
— Что вам удалось выяснить в Бурсфельдовском деле?
— Отец умер много лет тому назад.
— Знают ли англичане его тайну?
— Я убежден, что им ничего о ней неизвестно. Когда Гергарт Бурсфельд почувствовал, что у него хотят вырвать тайну под гипнозом, он покончил самоубийством. Я расспрашивал в Англии известных людей. Они ни о чем не знают.
В лице диктатора скользнуло удовлетворение.
— Тогда… по-моему, мы можем начать действовать, как только будет готова подводная станция на Восточно-Африканском берегу.
— Можем, господин президент, если нам придется иметь дело только с Англией.
Диктатор изумленно поглядел на него.
— А с кем же еще мы можем воевать?
Доктор Глоссин колебался. Заикаясь, он проговорил:
— С наследниками Бурсфельда…
Цирус Стонард скомкал набросанную телеграмму.
— С наследниками… Дело, кажется, усложняется. Недавно был всего один наследник, знаменитый Логг Сар, таким изумительным путем бежавший из Зинг-Зинг и захвативший наш лучший аэроплан… Кто еще прибавился?
— Два друга, на жизнь и на смерть связанные с Сильвестром Бурсфельдом.
— Трое, значит. Три слабых человека. Вы серьезно думаете, что три человека могут стать опасны нашему трехсотмиллионному населению? Господин доктор Глоссин, вы стареете. В прежние годы у вас было больше веры в себя.
Слова президента-диктатора подействовали на доктора, как удар хлыста. Он попеременно краснел и бледнел. Потом заговорил, сначала заикаясь, потом плавнее и, наконец, с жаром непоколебимого внутреннего убеждения.
— Господин президент, тридцать лет тому назад я видел, как Гергарт Бурсфельд простым аппаратом не больше моей руки на большом расстоянии взорвал динамит. Я видел, как он взрывал патроны в находившихся далеко ружьях, как он сжигал в воздухе летящих птиц… Я изумлялся, считал это волшебством… Гергарт Бурсфельд засмеялся и сказал, что это лишь зародыши нового открытия, слабая попытка, за которой последуют другие, гораздо более значительные.