Глоссин онемел. Его обычное самообладание изменило ему.
— Вы… полковник Коле?..
Беккер кивнул.
— Довольны ли вы, господин доктор?..
— Сегодня ровно в одиннадцать часов вечера работа партии начнется во всех городах Штатов. В десять часов полковник Коле сменит старую стражу в Белом Доме. Обо всем остальном вы переговорите в дороге. Теперь спешите.
Глоссин поднялся вместе с полковником на крышу небоскреба. Там их принял аэроплан. Летние сумерки ложились на океан, когда он взял курс на Вашингтон и перелетел через нью-йоркскую бухту.
Внезапно показалась бесконечная вереница бронированных крейсеров, торпед, аэропланов-субмарин и подводных крейсеров. Они пронеслись по волнам, рассыпавшимся пеной со страшной быстротой.
Это было странное и жуткое зрелище. Эти корабли двигались не по собственной воле: между ними не было обычного расстояния. К боковым стенам тяжелого крейсера приклеились три торпедных лодки, как молодые раковины к старым. Второй крейсер был прикреплен к другому кораблю. Так несся по волнам могучий боевой флот, какой-то невидимой силой слитый в одну бесформенную глыбу.
На всех мачтах, поврежденных бешеным бегом по Атлантическому океану, развевались американский флаг и флаг Великобритании. Лишь возле Санде Гук стал замедляться бешеный темп флота. Медленнее, но все еще спаянный, вошел он в нью-йоркскую гавань.
Доктор Глоссин на шаг отступил от окна и сжал руку полковника Коле.
Они стояли и дивились на разыгравшееся под ними зрелище в то время как аэроплан продолжал путь к Вашингтону.
После долгого молчания полковник спросил:
— Что это? Не приснилось ли мне?
— То, что вы видели — жуткая действительность. Действие таинственной силы, которой хотел пренебрегать Цирус Стонард.
Доктор Глоссин говорил о вещах, о которых полковник Коле до этой минуты не имел понятия — о загадочной власти, о ее угрозах и запрещениях, о невозможности противиться ей. Чем дальше говорил доктор, тем сильнее было изумление полковника.
В десять часов стража Белого Дома, составленная из полка Говарда, была сменена офицерами и солдатами полка Коле. Он рассеянно выслушал доклад дежурного офицера. Это состояние продолжалось до тех пор, пока Глоссин не вошел в комнату с часами в руках.
— Который час у вас, господин полковник?
Полковник медленно достал свои часы.
— Десять минут одиннадцатого.
Полковник вскочил.
— Я готов!
Полковник вышел в коридор и приставил свисток ко рту. Еще прежде, чем замер последний звук, со всех сторон стали появляться солдаты и офицеры его полка.
Оба адъютанта диктатора показались, чтобы запретить шум, но мрачная серьезность и сдержанность, выражавшаяся на всех лицах, испугали их.
— Что это значит, господин полковник?
— Вы арестованы и передаетесь под охрану майора Стенли.
Оба адъютанта без сопротивления склонились перед этой силой. Пока их уводили, полковник Коле открыл дверь комнаты диктатора. На встречу ему вышел доктор Роквелль.
— Тихо, господа! Президенту нужен…
Увидев решительные лица наступающих, лейб-медик молча отошел в сторону. Полковник Коле вошел в комнату и медленно направился к большому письменному столу, за которым сидел Цирус Стонард с бумагой в руке.
Офицеры и солдаты ринулись в комнату вслед за своим полковником и полукругом стали у стены.
Цирус Стонард повернул голову к вошедшим.
— Чего хотят победители при Грейтауне, при Филиппсвилле и Фриско?
Это были названия битв последней японской войны, почетные имена для полковника Коле и его людей.
Полковник Коле отступил на шаг… потом еще и еще. Он отступал перед загадочным выражением глаз Цируса Стонарда. Это не был угрожающий, околдовывающий взор властителя, но просветленный взгляд человека, который все узнал и испытал.
Полковник Коле отступал, пока не чувствовал сопротивления. Чьи-то руки схватили его, шепот Глоссина достиг его слуха. Твердыми шагами снова подошел он к диктатору.
— Господин президент, страна требует вашего отречения.
— Страна?
— Да, господин президент!
Цирус Стонард медленно произнес:
— Воля страны для меня — высший закон… Что я должен сделать?
— Покинуть страну.
— Когда?
— Немедленно.
Цирус Стонард встал, словно повинуясь приказу.
— От чьего имени вы действуете?
— От имени всех американских граждан, любящих свою родину и свободу.