Вождям левых было ясно, что поднятое ими восстание будет встречено упорным сопротивлением правых и что они сумеют укрепиться только после кровопролитной гражданской войны. То же самое должно было произойти, если бы новый государственный переворот был произведен правыми. Никто не знал, как отнесется к кровавому столкновению таинственная власть.
Американская пресса предавалась воспоминаниям о счастливых днях XIX столетия, когда Америка действительно была свободной страной и только патриотизм руководил всеми политическими выступлениями. За небольшими исключениями отзывы о Цирусе Стонарде были благоприятны. Газеты признавали его величие и высказывали мнение, что он желал блага стране, хотя средства, которыми он шел к цели, не всегда были хороши.
В новом правительстве доктор Глоссин получил портфель министра иностранных дел. Но с первого дня своего назначения он почувствовал, что положение его не прочно. Патриоты всегда боролись с Цирусом Стонардом. Доктор Глоссин отпал от него лишь недавно и в течение долгих лет был его добровольным орудием. Этим он заслужил название ренегата. Это налагало на его имя несмываемое пятно.
Только блестящая победа при выборах могла укрепить его положение. Поэтому-то он решил выступать в Нью-Йорке в округе церкви св. Троицы. Там у него были приверженцы, и он надеялся, благодаря ловким переговорам с лидерами красных, заполучить их голоса в свою пользу.
Это было рискованное предприятие, и только утонченная хитрость Глоссина позволила ему отважиться на такой шаг. Он пошел на это, видя в этом единственную возможность удержаться в кабинете.
Но он забыл, что существует еще партия финансистов, которая, чувствуя себя обманутой после событий 7-го августа, тщательно шпионила за всем происходившим в среде радикальной левой. Он удовлетворенно размышлял о своей последней беседе с лидерами левой, когда его автомобиль вечером 20-го августа ехал по Бродвею.
Новый выпуск вечерних газет привлек его внимание. Это был орган нью-йоркских консерваторов. Он увидел портрет на первой странице и услыхал, как газетчики выкрикивали заголовок: «Сведения из жизни нашего министра иностранных дел…»
Он остановил автомобиль, чтобы купить газету, и его слуха достигли новые возгласы мальчишек:
«Ему недостаточно того, что он получает от Англии… Японские миллионы… Двойная игра… Англичанин по происхождению… Американский гражданин… Японский шпион… Слуга диктатора… Он продолжает предавать… Американский народ…»
Газетчики узнали его по портрету и забавлялись, выкрикивая ему в лицо отдельные заглавия, пока автомобиль не исчез из виду. По дороге на аэродром Глоссин успел прочесть всю статью, напечатанную мелким шрифтом.
Человек, который ее писал, должен был хорошо знать всю его предыдущую жизнь. Не был забыт ни один из его проступков, не было пропущено ни одно предательство. Кратко излагалась вся жизнь Глоссина с первого дня его деятельности в Сан-Франциско и до последней двойственной игры с лидерами красных. Статья была подписана полным именем консерватора Мак-Класса, пользовавшегося всеобщим уважением даже в кругу своих политических противников.
Доктор Глоссин на аэродроме вышел из автомобиля. Что делать? Попытаться устроить новую революцию? Открыто перейти к красным? Он тотчас же отбросил эту мысль.
Нужно отправляться в Вашингтон. Разве не он один создал революцию? Что значат другие без него? Никогда не выступили бы они вовремя, никогда не удалось бы им достичь власти. Они всем обязаны ему, должны с ним в дальнейшем делить горе и радость, если хотят остаться у власти. В конце концов, какое значение имеет газетная статья для избирательной кампании.
Твердыми шагами вошел он в зал заседаний Белого Дома. Его встретили холодно. Было ясно, что статья Мак Класса уже известна здесь. Поэтому он вытащил газету из кармана и швырнул ее на стол.
— Я купил ее час назад на Бродвее. Глупости, конечно! Все это вздор!
Томительное молчание последовало за этими словами. Потом Вилльям Беккер спросил:
— Все?..
Это был критический момент. Доктор Глоссин должен был с железным спокойствием сказать одно слово «все».
Но когда он почувствовал на себе пронизывающий взгляд Вилльяма Беккера, решительность и мужество на мгновение изменили ему. Потом они вернулись, но было уже поздно дать этот короткий ответ. Нужно было разглагольствовать, разыграть возмущение.