Звуки голосов, шелест приближавшихся шагов заставили его остаться на месте, а потом отступить шаг за шагом, чтобы укрыться от взглядов приближающихся за деревьями у павильона.
Он увидел лорда Горация, который направлялся по дороге в замок. Рядом с ним шел смуглый человек. Он знал его со времени истории в Зинг-Зинг и образ его часто грозно вставал перед ним после гибели Р.Ф.С.II.
Атма один направился к Яне.
Глоссин прижался к двери павильона. Она не была заперта и поддалась. Здесь царил полумрак. Жалюзи на окнах были спущены и дневной свет, проникая только через щели, наполнял помещение неверной полутьмой.
Доктор Глоссин подошел к окну и стал наблюдать через щель за происходящим в парке.
Он увидел, как Атма поддерживал Яну, как они направились к замку. Опытный глаз врача открыл ему, что она беременна. Он отскочил от окна и упал на стоявшую в полутемном помещении садовую скамью. Исчезла последняя надежда, связывавшая его с жизнью.
Яна была потеряна для него. Она подарит наследника тому, ненавистному…
Пора было кончать.
В течение многих лет доктор Глоссин сознавал возможность, даже необходимость добровольной смерти. Он хорошо обдумал различные виды смерти и обзавелся для этого средствами.
Он располагал моментально и безболезненно действующими ядами, наркотиками, которые вызывают приятный сон, незаметно переходящий в смерть. Внезапное изгнание и бегство лишили его всех этих средств. При нем оставался только маленький браунинг, с которым он никогда не расставался, который однажды направил на Сильвестра,
Он вытащил его и решительно приставил к груди. Выстрел прокатился по маленькому павильону. Тело Глоссина, вытянувшись, упало со скамьи на каменный пол, в тот самый момент, когда Атма вошел в павильон.
Он уложил умирающего на скамью, провел рукой по его глазам и вискам, и кровь из раны потекла медленнее, потом остановилась.
К раненому возвращалось сознание, но туманное, обрывистое. Перед его закрытыми глазами проходили различные видения.
Доктор Глоссин попытался овладеть этими видениями. Отчаянным усилием заставил он себя думать.
— …Я неудачно стрелял… Пульс останавливается… Предсмертный бред…
Его мысли прогнали наваждение. Все фигуры исчезли. Перед его глазами остался лишь бледный туман.
Время проходило. Умирающий не знал, были ли то секунды или века.
Туман стал сгущаться. Из него выделилась новая фигура.
Глоссин увидел два спокойно глядящих на него глаза, они показались ему знакомыми, напомнили ему давно прошедшие времена.
Из тумана выступили черты лица. Высокий лоб, белокурая борода.
Такой вид был у Гергарта Бурсфельда тридцать лет назад. Он был в белом тропическом костюме, который носил тогда в Месопотамии.
Глоссин попробовал избавиться от этого видения.
— Нужно открыть глаза, тогда все исчезнет.
С бесконечным трудом попробовал он поднять веки, и решил, что это ему удалось. Он воспринял впечатление пространства, увидел окно и балки. Но фигура Гергарта Бурсфельда не исчезла. Она только стала менее отчетливой, наполовину прозрачной, так что мебель была видна сквозь нее, как сквозь вуаль.
Вторая фигура появилась возле первой. То же лицо, та же борода. Те же глаза, вопросительные и обвиняющие.
Таким в последний раз видел Сильвестра Бурсфельда доктор Глоссин, когда Р.Ф.С.II растаял в огне лучеиспускателя.
Сын рядом с отцом… Он отчетливее, менее прозрачен. Отец похож на старую потускневшую картину, сын расцвечен живыми красками.
Глоссин почувствовал, как его жизнь уходит, и не жалел об этом. Он стремился уйти от этих мучительных образов и воспоминаний в страну забвения.
К обеим фигурам присоединилась третья, бронзовая фигура индуса. Большие лучистые глаза остановились на умирающем.
Казалось, будто индус читает мысли Глоссина.
Тоска доктора по успокоению обострилась.
Кровь снова полилась из раны и вместе с ней уходила жизнь. Вздох, легкая судорога… Глоссин отошел в темную страну, откуда нет возврата.