Профессор вскочил и забегал по балкону, запустив похолодевшие пальцы обоих рук в свою густую шевелюру. Голова его горела, как в огне; в висках молотками стучала кровь; судорога сводила его пальцы, и, казалось, вот-вот кости его превратятся в слабые, гибкие хрящи, и рухнет мешком на крашеный пол балкона его худое тело. Мысли в голове жгли и путались.
Неожиданно в мозгу профессора яркой молнией мелькнула светлая мысль, и он бросился к телефону. Дрожащими от волнения руками сорвал он трубку, вызвал кабинет инспектора полиции и охрипшим голосом закричал:
— Это вы, мистер Бригс? Нет? Попросите его к телефону! Кто просит? Скажите, профессор Монгомери! Да, только, ради бога, скорее! Да, да! Это вы, мистер Бригс? Ради всего святого, командируйте немедленно, сейчас же в Блек-виль десяток лучших агентов и поручите им выяснить, что сталось с моей дочерью. Она три дня тому назад уехала в Блеквиль! Да, да! Не стесняйтесь никакими расходами, я готов пожертвовать всем своим состоянием за одну добрую весточку… О, если она жива!.. Вы думаете? Умоляю вас! Так, вы пошлете? И немедленно, сию минуту? Самых ловких?.. Хорошо! Я жду! Непременно, сейчас же сообщите! Да, да! До свиданья.
Профессор повесил трубку и снова вышел на балкон. Он упал в качалку, закрыл лицо руками и застыл в неподвижной позе. Сейчас в нем загорелась слабая искорка надежды. Ведь полицейский, побывавший в мертвом городе, рассказывал, что несколько человек на окраине уцелело. Может быть, среди уцелевших и его дочь. Ведь в жизни бывают разные случайности. Почему бы в силу счастливой случайности не спастись его любимой дочери? Правда, он знал ее живой, решительный характер, который бы ей не позволил сидеть дома в тот момент, когда окружающие все до единого идут на собрание, могущее заинтересовать самого нелюбопытного флегматика. Но, может быть, на этот раз она осталась дома, в таком помещении, куда не могли проникнуть страшные «лучи смерти». Может быть, наконец, она сломала ногу, но она жива, жива!
Ведь бывают чудеса! Предположения, которыми старался успокоить себя профессор, были весьма шаткими, и ему оставалось лишь надеяться на чудо.
На балконе показалась тетушка Джен. Увидев сидевшего в странной позе профессора, она молча с удивлением взглянула на него, убрала со стола остатки ужина и удалилась на покой. А профессор продолжал сидеть неподвижно в качалке, за столом, делая лишь необходимые движения для того, чтобы закурить сигару.
Профессор уничтожает следы открытия
Обычно профессор выкуривал не более двух-трех сигар в сутки, но теперь он курил одну за другой, утопая в облаках голубоватого, медленно-тающего дыма, роняя пепел на стол, на свой пиджак и на всклокоченную бороду. Белый свет электрической звездочки под тентом сливался уже с мутным светом наступавшего дня; за решеткой чугунной ограды просыпался огромный город. Восходящее солнце бросило светлые пятна на высокие крыши серых зданий, а профессор продолжал сидеть все в той же позе, куря сигару за сигарой и уже чувствуя тошноту от втянутой вместе с табачным дымом гомерической дозы никотина. Тетушка Джен вышла на балкон с подносом, на котором дымился блестящий серебряный кофейник, и удивленно вскричала:
— Как, вы уже встали, мистер Монгомери? А я думала…
Ее взгляд скользнул по искаженному страданиями, бледному лицу Монгомери: она как-то странно съежилась и поспешила удалиться. Профессор молчал. Ему теперь все казалось ненужным и неважным. Ненужными и странными казались и вопрос экономки, и ее появление на балконе, и этот поднос с кофе. Когда экономка снова появилась на балконе, он вскричал плачущем голосом:
— И какого дьявола вы сюда шляетесь? Я хочу, хочу быть один! Понимаете ли вы это?
— Но там вас спрашивает какой-то полицейский. А я, конечно, могу уйти, и даже уйти совсем из вашего дома! — тоном оскорбленного достоинства начала экономка, но профессор вскочил и вскричал:
— Полицейский? Ведите, ведите его сюда! Скорее!
Тетушка Джен исчезла, и на пороге показалась фигура рыжеусого полицейского Гарри сона.
— Вы от Бригса? — быстро спросил Монгомери, чувствуя, что ноги его подкашиваются, и падая в качалку.
— Нет, я сам от себя, мистер Монгомери, — проговорил Гаррисон, подходя к столу. — Я был вместе с ребятами в Блеквиле и мы осматривали трупы. На одном из них я нашел вот эту штуку и, так как на ней выгравирована ваша фамилия, я подумал, что она вас заинтересует…