— На пресс-конференцию пойду. Просто напомни мне позвонить Генри и его матери после.
— Разница три часа, — напомнил помощник. — Если вы вернётесь около одиннадцати, у Генри будет два часа ночи.
— Ну, если бы он в два часа ночи спал, его мать бы меня не тревожила, — улыбнулся Иоанн. — Иногда я думаю, дочери вообще не помнят о моём существовании, так что поблагодарю Генриха от всей души.
— Напомню вам по дороге в отель, — сказал помощник.
Иоанн кивнул и отвернулся к окну. Они проезжали мимо красивых старинных зданий — ветхие облупившиеся фасады нуждались в реставрации, но от них веяло духом старины, и Иоанн невольно представил, как сто, двести, триста лет назад из этих подъездов выходили люди — во что они были одеты, как женщины держали кавалеров под руки, о чём они вели беседы, как фырчали запряжённые лошади, скрипели колёса карет… выносим ли был запах стоков вдоль мостовой?
— Ваше выступление будет во второй части, — сверился с расписанием помощник. — После перерыва, когда приедет генсек и пул президентов…
— Во сколько? — спросил Иоанн.
— В пять. Вы выступаете сразу после отчёта директора «Меча». Он хочет лично передать вам слово.
— Ещё бы старина Мик не хотел бы передать мне слово сам! — рассмеялся Иоанн. — Мик помнит, кто двадцать лет назад предложил ему работу. Наглец и выскочка, зато честный.
— Правда? Честный — и стал директором «Меча»?
— Он обожал спорить, — проигнорировал шпильку Иоанн, — но однажды перепутал Йемен с Оманом.
— Так вот почему их конституции так похожи. Автор просто не видел разницы и заполнял шаблон…
— Всё и сам знаешь, да?
— Простите, — усмехнулся помощник.
— Что-то ещё?
— В перерыве с вами хотел поговорить генсек.
— А журналисты? На них у меня хватит времени?
— Боюсь, что в перерыве — нет.
— Вычёркивай. Пусть для них я останусь загадкой.
— Вам тяжело будет это сделать, — сказал помощник, тасуя пальцами отметки на планшете, — учитывая, что вы были их любимцем, когда я ещё не родился.
— А что от меня хочет генсек?
— Уточнить детали?
— Мы с ним всё обсудили ещё в Нью-Йорке.
— Хочет сказать, чтобы вы не слишком распускались?
— Точно.
— Чтобы вас правильно поняли.
— Я пятьдесят лет слежу за своими словами и пытаюсь быть политкорректным. С меня хватит.
— Так вы и заявите ему?
— Я скажу, что думаю.
Помощник помолчал.
— В любом случае ещё раз поговорить с ним вам не повредит.
— Да встречусь я с ним, — махнул Иоанн рукой. — Куда я денусь.
— Подтверждаю?
— Давай. Всё равно надо перекусить.
— Отмечаю: обед с самым могущественным человеком в мире…
— Я выпью кофе.
— Вам нельзя.
— Скажу врачу, что мне предложил самый могущественный человек в мире, и я не смог отказаться.
— Скажу вашей дочери.
— Лэтти плевать.
— Я скажу младшей, Федерике.
— Я же тебя уволю, дорогой, — засмеялся Иоанн.
— Мне давно пора найти новую работу, — сказал помощник. — Подъезжаем.
— Спасибо, что сообщил.
— Какое уродливое здание…
С авениды Корриентес они выехали на широкий проспект Девятого июля: в центре небольшой площади, носившей гордое название Республиканской, возвышался знаменитый Обелиск. Светлое напоминание о том, что городу уже больше пятисот лет, сегодня несло на себе отметину современности: огромную и кривую красную надпись «ООН — 4-Й РЕЙХ». Сотрудники правопорядка тщетно пытались её оттереть под улюлюканье протестующих, собравшихся за ограждениями с обеих сторон площади. Гостей Генеральной Ассамблеи они приветствовали знакомыми лозунгами: «КТО СТОРОЖИТ СТОРОЖЕЙ?», «ПОМНИ ТАМАЛЕ!» и «ДОЛОЙ МИРОВОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО!».
Мотоциклисты разъехались в стороны, и серебристый лимузин в одиночестве совершил круг почёта по площади, объехав Обелиск. С другой его стороны Иоанн увидел не менее остроумную надпись: «ГЕНСЕК — это ФЮРЕР». Машина остановилась у входа в новопостроенное здание Организации Объединённых Наций, которое помощник Касидроу обозвал «уродливым». В ясную погоду, сверкая солнечными батареями на крыше и эмблемой ООН, золотистым глобусом в оливковых ветвях на фасаде, здание вполне могло выглядеть пристойно. Но сегодня, в сумрачный день, с оцеплением из полицейских кордонов и роем журналистов у входа, впечатление оно производило действительно убогое.
— Ты просто не видел здание Организации в Лахоре, — сказал Иоанн, наблюдая, как сгрудились над входом дроны прессы и репортёры вступили в борьбу с охраной, стремясь прорваться поближе.
— Нет, — ответил помощник, — тот сарай вы посещали без меня.