Если кому и надо было оказаться сейчас окруженной радугой, так это Мэтти. В последнее время она уж слишком часто занималась самокопанием в мрачных закоулках собственной души. Пришло время сменить точку зрения.
Мэтти взобралась по ступенькам через перелаз и оказалась по другую сторону каменной стены, ограждающей здание почты Кингс-Санбери. Когда она направилась в деревню, ее взгляд остановился на полосатом тенте, растянутом над входом в магазинчик «Белл Бибоп». Желтые полоски чередовались с зелеными цвета перечной мяты. Тент ярко выделялся на фоне сельской зелени. Мэтти улыбнулась. Она всегда улыбалась, завидев этот тент. А потом Мэтти вспомнился день, когда ей в голову впервые пришла мысль об обустройстве винтажного магазинчика. С самого начала она воображала его именно таким. Он должен был вобрать в себя вещи из пятидесятых, те самые, которые она любила отыскивать на сельских блошиных рынках и в лавках антиквариата, вещи, воплощающие в себе невинный оптимизм того десятилетия. Война закончилась. Мрачные дни дефицита и вынужденной бережливости медленно уходили в прошлое, и люди осмеливались мечтать о светлом будущем. Когда дедушка Джо рассказывал о пятидесятых годах, глаза его светились. Он утверждал, что это было самое лучшее время, тем более что в эти годы он был молод и полон надежд. В пятидесятые появились новые технологии, новые кинофильмы и новая музыка. Тогда ощущалось сильнейшее влияние США, со всей их экстравагантностью и верой в американскую мечту. Молодое поколение, ищущее свою идентичность, видело в Америке яркую, экзотическую страну. Даже сейчас, по прошествии стольких десятилетий, вещи, которые продавались в ее магазинчике, поражали Мэтти своей красочностью, жизнерадостностью и надеждой на лучшее.
Рэни Сильвер жила в этой мечте пятидесятых. Мэтти знала об этом наверняка из того, что уже успела от нее узнать.
«Если я смогу постичь мир Рэни, слушая ее воспоминания, то, не исключено, это сможет помочь мне найти надежду в моей собственной жизни», – подумала женщина, проходя мимо дорогóй до смешного кондитерской, где продавались сласти ручной работы, и улыбаясь при воспоминании о контрабанде, пронесенной для Рэни.
– В школе я училась плохо, – призналась Рэни, когда она и Мэтти сидели в Боувеле на лавочке перед небольшим прудом с уточками.
Женщины крошили и бросали кусочки еще не остывшего круассана местным пернатым, которые явно умели ценить всякие вкусности и прочие радости жизни.
– Никогда не умела подчиняться приказам других. Я научилась читать, считать и писать собственное имя. Это давалось мне легко, а вот с тригонометрией у меня были настоящие трудности. Когда же устраивался рождественский вертеп, мне всегда доставались главные роли. Подозреваю, что директор нашей школы тоже был в числе моих ранних поклонников. Из-за этого моя мама угрожала рассказать соседкам о его шашнях с миссис Оллереншоу, которая работала в магазинчике на углу. Видите, девушке всегда полезно иметь друзей в нужное время и в нужном месте.
– А после школы вы пошли работать?
– Этого хотел мой отец. Он не горел желанием сбагрить меня какому-нибудь парню, как случилось со многими из моих школьных подруг. Его мама работала прислугой с двенадцати лет, и отец считал, что именно это сделало из нее ту, которую он уважал. Ну а мне не хотелось быть психичкой с деспотичным складом ума, какой была моя бабуля, поэтому у меня имелись собственные планы.
– Чего вы хотели?
Глаза Рэни блеснули за затемненными вариофокальными линзами очков.
– Хотела запрыгнуть в первый же поезд и уехать подальше от дома. Так, в сущности, и вышло. Я соврала, сколько мне на самом деле лет, и упросила водителя грузовика, который вез муку, отвезти меня в Бирмингем. Там я уговорила торговца печатными машинками взять меня с собой в Лондон. На вокзале Кингс-Кросс я познакомилась с девушкой из Скегги. В Шордиче[29] у нее жила двоюродная сестра, мечтающая стать актрисой. Девушка приехала к ней в гости и предложила мне место на полу, чтобы провести ночь. Я прожила там три дня, потом девчонка уехала, а ее сестра предложила мне свободную комнату в обмен на уборку. Ну, я была младшей в семье. Восемь братьев и сестер. Мама заставляла меня мыть крыльцо уже в пять лет. В восемь я смазывала дегтем петли калитки, а с девяти стирала белье.
– Ух ты!
Рэни пожала плечами. Медные пуговицы на нефритово-зеленом шерстяном жакете сверкнули на солнце.