Казалось, что до косули шагов двадцать. Но когда я пришел в себя и измерил расстояние, то получилось около ста.
Как далека порой истина от того, что нам кажется.
Стремительно мчатся в прозрачной чистоте неба легкокрылые ласточки. Сколько простора! Свободы! Не каждому столько дано.
Но каждый имеет свое. Рыба — свободу плавать. Змея — куда захочет ползти. Река — течь, правда только в пределах русла. Даже дереву, вынужденному весь свой век стоять на одном месте, предоставлена свобода с каждым годом тянуться все выше к солнцу.
Внутри придорожной еловой посадки — сплошные высохшие ветки. Наружная же сторона деревьев буйно зеленая.
Выходит, что можно жить и наполовину.
Выше человеческого роста поднялся под густой кроной ольхи репейник. Но он исключительно тощий. Ствол его уродливо тонкий. На всю высоту — всего несколько листьев.
Невозможно вырасти нормальным в чужой тени.
Корявые недоразвитые сосны окружили меня со всех сторон. Поднялись в свое время на определенную им болотом высоту, и застыли, не в силах перешагнуть установленный барьер. Чуть зеленеют их хилые кроны. Безжизненно серыми кажутся стволы.
Однако внизу, под соснами, всюду из мха пробиваются свежие ростки. На смену полузасохшим деревьям поднимаются молодые. Не знают, что их рост уже заранее определен. Что и им вскоре предстоит зачахнуть.
В чем же смысл молодого торжества?
Видимо, молодые уверены, что поднимутся выше предыдущего поколения.
Одним родник лишь утоляет жажду. Другим дает и силу для души.
Пряди водорослей угодливо изгибаются в речке согласно прихоти водных струй.
Зато, несмотря на большую длину, не рвутся.
Она всегда сочно радостная. Даже в пасмурный день.
Видимо, ликует, что умеет спрятать за собой болотную грязь.
Любая, даже очень маленькая и грязная лужа отражает чистое небо и солнце.
Волк не может жить не по — волчьи.
Если змея шипит, значит не намерена кусать исподтишка.
Даже злая крапива не укусит, если касаться ее очень осторожно.
Не потому еж колючий, что собирается на кого‑нибудь нападать. А от того, что нет у него иной возможности защититься самому.
Лиса запутывает следы, когда что‑нибудь натворила. Заяц вынужден это делать даже тогда, когда он ни в чем не виноват.
Сильно виляет по лесу проселок. Решил я Сэкономить силы — пойти прямиком. Лес негустой, заблудиться негде.
Срезал один поворот — уперся в болото. Миновал другой — пришлось лезть на высокий бугор…
Понял, — легче идти тем путем, который еще до тебя проложили люди.
Много раз летом ходил по этой тропинке. Всегда она была приятно мягкая, упругая.
Сейчас, поздней осенью, та же самая тропа твердая и скользкая. Несколько раз чуть не упал.
Значит, пока тропинке было хорошо самой, тем же платила и она. Стало ей от непогоды плохо — изменилась в ту же сторону.
Странно чувствуешь себя в этом бору. Сосны здесь растут не вразнобой, а выстроились ровными шеренгами, как солдаты на параде. Есть в бору и грибы, и ягоды. Приятно пахнет здесь мхом и хвоей…
Но не отделаться никак от чувства, что эти длинные ряды выращены искусственно, по инструкции.
Свободно, красиво текла вдоль опушки леса игривая речка. Кому‑то показалось, что она недостаточно глубока. Прошелся по ней ковшом экскаватора.
Стала речка глубокой прямолинейной канавой.
Лесная поляна родила красивые травы. Из трав родился красавец — стог.
Сено съели коровы. Люди выпили молоко…
Хорошо, если для того, чтобы вершить красивые дела.
ОСЕННИЙ ЗВОН
Почти все в природе красиво. На что ни глянешь — приходишь в изумление.
Но всегда с особым восторгом смотрю на просторное поле созревающей ржи. Это чудо — рукотворное.