Разыскиваемый нами старик оказался малоразговорчивым, хотя и доброжелательным. Открывая перед нами протяжно заскулившую калитку, он в первую очередь окинул быстрым взглядом сверху вниз именно тебя, как-то характерно мотнул головой, а его морщинистое бородатое лицо выразило крайнюю досаду, и потом одного меня пригласил пройти в его неокрашенный снаружи почерневший от времени деревянный дом:
– А ты, дочка, присядь пока здесь, либо на кроликов моих погляди! Они там, за домом! – он сделал отмашку рукой. – Интереснейшие, надо признать, существа!
В очень темной комнате, пока старик не включил свет, он, увлекая меня жестом за собой, спросил через плечо:
– Документы медицинские привезли?
Я протянул всё, что накопилось за это время. Он взял бумаги и снимки в свои руки и принялся всё обстоятельно разглядывать. Заметно было, что предо мной очень чистый и аккуратный старичок непонятного возраста. Его лицо выражало интеллигентность. Оно было красивым и по-стариковски привлекательным для любого портретиста. Чистые, но натруженные жилистые руки со свежими ссадинами признать руками хирурга было трудно. Признаков проживания еще кого-то в доме я не выявил. Значит, сам справляется, а хозяйство, учитывая кроликов и характерный запах коровьего навоза, у него, видимо, немалое.
Пучков травы, висящих повсюду, на что я рассчитывал, входя в жилище знахаря, не было видно. Обстановка, прямо скажем, не слишком роскошная. Стало быть, не шкурным интересом живёт человек! Даже это усилило во мне едва ли обоснованную надежду и авансом вызвало к старику некоторое доверие!
«Но что же ты, дорогой наш, сумеешь наколдовать сверх того, что смогла сотворить современная медицина?» – подумал я, до сих пор не очень доверяя всякого рода знахарям, в том числе и этому, видимо, хорошему человеку, но берущемуся сотворить чудо, невозможное для медицины, невозможное ни для кого.
Дед в сильных очках, которые придерживал пальцами, долго щурился, несколько раз перекладывая на подоконнике наши бумаги, а закончив дело, произнес в сердцах:
– Видно, так и не появилось на Земле ни бога, ни справедливости! Всё продолжается по-прежнему… Сколько вашей девочке лет?
– Скоро двадцать четыре…
– Дай-то бог! Помочь ей я смогу лишь в одном. Не будет она страдать от сильных болей. В остальном мы все беспомощны… Погуляйте пока там, молодые люди, в нашем лесочке, а часа в три будет готово, что следует. Тогда и заберёте… А денег дадите, сколько не жалко! Они теперь вам нужнее, нежели мне… Идите, а я пошаманю, коль опять понадобился хорошим людям…
Глава 10
Могучие сосны в бескрайнем, как нам показалось, бору произвели сильное впечатление! Их ровные с чешуйчатой смолистой корой стволы высоко задрали хвойные шапки и источали характерный, очень приятный запах смолы. Толстый слой годами копившихся иголок и шишек, не вздыбленный всюду ни чьими ногами, создавал удивительное ощущение чистоты и порядка, который нарушался лишь торчащими кое-где желтеющими пучками высохшей травы, да запоздалыми крохотными лесными цветочками. Ветер волнами проносился по бору туда-сюда, каждый раз прилизывая макушки сосен, а они, поддаваясь, клонились из стороны в сторону и шумели возмущенно. О том же возмущении свидетельствовал и громкий скрип их толстых корабельных стволов.
Мы с тобой гуляли долго, забыв, казалось, как и зачем здесь оказались. Нам всё бесконечно нравилось, а тебя мило восхищала каждая шишка, травинка или крохотный цветочек. И было странно замечать собственное дыхание, но мы его действительно замечали, поскольку всякий вдох пахнущего лесом воздуха волновал что-то в груди и вынуждал задыхаться, так что не обнаружить своего дыхания становилось просто невозможно. Раз за разом оно вздымало грудь и что-то в ней таинственно щекотало.
Ты веселилась, увлеченно создавала неприятности странным муравьям, теплое время которых давно истекло, а они продолжали торопливо копошиться. Ты пыталась пересвистываться с неизвестной звонкоголосой птичкой, потом смешно подражала кукушке, следила за тяжелыми облаками, угрожавшими нам первым снегом…