Наконец ты устала от обилия впечатлений и заснула на пне вековой сосны, положив голову на мои колени. Заснула под мои разговоры о том, что каждый лес имеет свое лицо, непохожее ни на какое другое, и легкое поглаживание твоих плеч поверх пальто.
Спустя несколько минут ты проснулась, а я обрадовался тому, как именно ты это сделала – вся засветилась, стремительно вскочила, побежала, закружилась. По твоему настрою без труда читалось, что ты счастлива. И это было крайне важно для меня, поскольку пока ты спала, я загадал: если проснешься весело и энергично, то все наши жуткие беды обойдут нас стороной; если же захандришь, то… В общем, упаси нас боже!
Я рассказал тебе об этом, ты обрадовалась моей мистической логике, еще больше развеселилась и принялась мило чудить! «Просто удивительно, до чего же красиво у тебя получалось всё, абсолютно всё, каждое движение, каждая шутливая выдумка!» Мне ты крикнула набегу:
– Сережка! У нас и без твоих гадалок всё будет прекрасно! Пре-крас-но-о-о! Мне здесь хорошо! Мне здесь легко! Хочу в этот лес устроиться бабой Ягой! Не хочу никуда уезжать! Давай мы останемся здесь до зи-мыыы! – счастливо хохотала ты, перебегая от ствола к стволу.
– Видимо, так и придется сделать, поскольку дорогу обратно мы с тобой вряд ли скоро отыщем! Мы ведь заблудились! – ответил я, тут же подумав: «Только бы не сорвалась, не потонула в пучине страшных своих мыслей, которые и включают в человеке тот самый – таинственный и неизученный – механизм биологического увядания. И человек сразу теряет надежду на будущее, а вместе с тем и способность бороться за это будущее и противостоять множащимся невзгодам. И тогда его конец предопределен».
Уже под вечер, когда мы переделали все намеченные дела и, наконец, то ли пообедали, то ли поужинали в красиво оформленном кафе, ты захотела взглянуть на детскую железную дорогу. Мол, слышала когда-то, что есть такая в Уфе. Расположена она в городском парке и своими рельсами опоясывает его периметр. Там настоящие крохотные локомотивчики тянут настоящие вагончики, в которых и мы сможет проехаться, купив совсем настоящие билетики. Там есть всякие мостики, шлагбаумчики, вокзальчики, перрончики, семафорчики… И все должности замещают дети! Ну, не самые маленькие, конечно… Подростки. И все они в настоящей железнодорожной форме! Ведь интересно же! Нет? – тянула ты меня, настаивающего на твоём отдыхе и, следовательно, на возвращении в пансионат.
В парк мы с тобой попали, когда в нем давно светили фонари. Железная дорога, конечно же, уже не работала. Ее вообще законсервировали на зиму.
Когда мы уходили из сразу наскучившего тебе городского парка, несравнимого с «нашим» лесом, похолодало еще сильнее, и робкими пушинками закружил редкий, но крупный снег. Для этих мест он, пожалуй, припозднился, но нас это не волновало. Ты с удовольствием подхватывала в воздухе самые большие снежинки, обреченные растаять и в твоих ладонях, и на земле, не успевшей, как следует остыть, и несла их ко мне, чтобы поделиться своим удивлением и радостью, но всякий раз не доносила в уже озябших ладошках, поскольку снежинки исчезали. «Боже мой, – подумал я с ужасом, – ведь любая капелька-снежинка из тех, что тебя так радуют теперь, в этой жизни удерживается столь же слабо, как и ты, лишь чуть-чуть медленнее тающая в моих беспомощных руках».
Глава 11
По приезду домой начались наши семейные будни. С тем лишь исключением, что для всех людей будни ассоциируются с чередой похожих, серых и бесконечных дней, в каждом из которых ежедневно повторяется одна и та же работа, одни и те же магазины, давно надоевший своими неудобствами общественный транспорт, посуда, стирка, телевизор… Но наши будни оказались напряженным приближением к чему-то страшному и окончательному, не подлежащему исправлению. И хотя между собой мы эту тему не обсуждали, но в тайне друг от друга не могли о ней не думать. Особенно, ты.
Мне-то было куда легче – я уже кувыркался в служебных обязанностях на работе, и кроме забот о тебе был постоянно занят непреложными для исполнения задачами вне дома. Оплата квартиры, электричества, телефона, закупка продуктов, ремонт некстати сломавшегося пылесоса, устранение течи в ванной, на которую холостяком я не то, чтобы не обращал внимания, но оставлял на потом, и прочее. Всё это как-то насыщало и разнообразило мою жизнь. Ты же оставалась дома и старалась занимать себя приготовлением пищи, уборкой, стиркой и даже моей библиотекой. Но, знаю по опыту, что спокойная и однообразная домашняя работа, как и всякая иная, размеренная, стимулирует размышления. Понятно, о чем тебе думалось… Потому и читать у тебя не получалось, поскольку, видел я, уже третий день закладка в выбранном почему-то «Оводе» оставалась в начале книги.