– Как же ты хороша, моя Светланка! Ты просто великолепна! Как никогда!
Это непритязательный комплимент тебя окрылил; ты вся засветилась и потянула меня за руку – скорее на улицу, скорее на воздух, «я так залежалась в этих стенах!»
Мы медленно и немного прошлись вдоль дома, пока я не поймал такси, и скоро оказались на месте. В лифте, видимо, вспомнив всё сразу, с тобой произошедшее в последнее время, ты вдруг заволновалась: «Не напрасно ли пришли? До гостей ли нам теперь? Еще людям настроение испортим!»
Но нас с нетерпением ждали. Нина Ивановна, жена Станислава Николаевича, сверкая самой доброжелательной улыбкой, обняла тебя у самой двери и от души расцеловала. У нее на глазах появились слезы: «Совсем как наша Лизонька! Похожа-то как…»
– Я знаю… – сразу созналась ты с повлажневшими в этот миг глазами. – Мне Сережа рассказал о вашем горе! Я тогда долго плакала… Только, всё равно, Лиза ваша, я думаю, скоро найдется! А вы очень красивая и добрая, как моя мама! – очень трогательно произнесла ты.
Нина Ивановна, расчувствовавшись и шмыгая носом, помогла тебе снять пальто, а затем, стараясь обнимать тебя даже на ходу, повела вглубь квартиры. Я же в тесноте их прихожей, наконец, по-мужски поздоровался со своим шефом, Станиславом Николаевичем, поздравил его с наступающим годом, выполнением годового плана и предупредил вполголоса, что пока у нас всё непривычно хорошо. Не сглазить бы, но, так или иначе, следует иметь в виду, что долго ты не выдержишь, очень уж слаба.
Хозяева принялись показывать нам свою квартиру, в каждой комнате которой стояли на мебели или висели на стенах фотографии молоденькой обаятельной счастливой женщины; она и была их дочерью Лизой. Эти фотографии создавали особую обстановку, а у нас, кроме того, и соответствующее ей настроение, совсем не способствующее веселью. Тем не менее, удачные шутки хозяина квартиры и потрясающее гостеприимство его супруги скоро сделали своё дело – за столом мы почувствовали себя просто и весело.
Ты почти ничего не ела, к чему я давно привык, но и хозяева, спасибо им за то, тебя не принуждали, кое-что зная о твоём состоянии. Правда, Станислав Николаевич, слегка разгорячившись шампанским, подчеркнуто галантно, даже чересчур, в водевильном стиле пригласил тебя на быстрый танец, но ты извинилась, прижавшись ко мне, как бы ища защиту.
– Нет, нет! – остановил я напор со стороны Станислава Николаевича. – Светлана танцует лишь со мной! Считайте, что это мой каприз! Прошу меня покорнейше простить, а вот вы! – я обратился к хозяину квартиры и к его супруге. – Такая прекрасная пара, танцуйте и за себя, и за нас! – подыграл я его «галантности».
И далее всё было очень легко и приятно. Помнишь, через пару часов мы, тепло попрощавшись с хозяевами, даже немного с ними прогулялись, вдыхая чистый морозный воздух и весело наблюдая опаздывающих к праздничному столу пешеходов, скоро были у себя дома.
Ты, несмотря на прекрасное настроение, очень утомилась, потому прилегла и сразу заснула с улыбкой. О подобном счастье я и думать забыл. Но твоя усталость подсказывала мне не обманываться, ибо наша болезнь не дремала.
Я не стал включать телевизор, чтобы не разбудить тебя, и праздничный бой курантов услышал из радиоприемника в кухне – с бокалом шампанского, но в одиночестве. «Пусть наступивший год изменит нашу с тобой жизнь, мой Светик, только в лучшую сторону!»
Окрыленный новогодним успехом, я и на следующий день предложил тебе немного пройтись, так сказать, развеяться, но ты испытывала сильное недомогание:
– Знаешь, Сереженька, мне уже ничего и никуда не хочется! Ни сейчас, и ни потом! Я вообще ни о чем теперь, чего в жизни мне не досталось и не успелось, нисколько не грущу и не жалею. Мне никакой Рим не нужен, не нужны египетские пирамиды и неиспробованные кокосовые орехи, мне совсем не интересны самые знаменитые спектакли и балеты, непознанные мною ранее, но мне бесконечно дорого то, что в моей жизни уже было, что сбылось, и что у меня еще сохранилось. Я люблю почти беззаботное своё детство. Люблю родителей, пока они жили вместе, а я с ними. Дорога мне моя первая учительница, Ефросиния Макаровна. Дорог мой пруд и студенческие подруги. Я вспоминаю и люблю каждую травинку, каждого жучка и паучка. Особо дорог мне ты и твое внимание, особенно сейчас, и твоя забота, и все твои слова, обращенные ко мне. И всё это составляет моё огромное богатство – только моё! Всё это находится во мне и его нельзя отнять! Оно уйдет со мной и там останется со мной навсегда… А еще, знаешь, мне кажется, будто за последнее время я очень поумнела. У меня теперь появились такие интересные и оригинальные мысли, которым я сама удивляюсь и очень им рада; мне с ними интереснее жить. Жаль только, что скоро они мне не понадобятся, да и сейчас, кроме меня, никому не нужны. Но теперь я додумалась до очень важного, чего раньше не подозревала – оказывается, быть наедине с самой собой, думать о чем-то самостоятельно, смело, без оглядки на авторитеты, не пытаясь вспомнить, что уже читала на этот счет, а самостоятельно – это так интересно! Мне же всегда казалось, будто я неинтересная, неумная, а когда ты обратил на меня внимание, я поверила тебе, что всё не так! Твоё внимание, а потом и твоя любовь, меня очень подняли в своих глазах. Я теперь знаю, что значит быть счастливой. Вот! – закончила ты действительно со счастливой улыбкой и заснула.