Выбрать главу

Тем не менее, мне все искренне соболезновали, не догадываясь, что я всё время оставался почти безразличным, хотя и пребывал в трансе, напоминающем со стороны страдание. Я не страдал. По крайней мере, так, как должен был страдать в собственном представлении. Да, я был основательно придавлен и абсолютно туп! Ни одной мысли в голове! Это было! И сильная заторможенность мозга, и общая подавленность. Но разве это и есть страдание? Почему у меня так? И что же я собой представляю – бесчувственного червяка, либо же, как некий йог, специально выключил сознание, дабы оно, чрезмерно перегрузившись, меня потом не подвело? Но и это невозможно, я ведь так не умею.

– Никакой ты не йог! – возразил мне внутренний голос. – Самый типичный эгоист. Себя бережешь, поскольку считаешь, будто весь мир должен выстраиваться вокруг тебя, отдавая тебе всё лучшее и оберегая от страданий! Потому-то возникающие вокруг тебя беды ты не воспринимаешь как горе! Себя бережешь! Твой подход понятен: «Не страдать, чтобы никак не реагировать! Не реагировать, чтобы ничего не предпринимать!»

– Ну и что же я, по-твоему, мог тогда предпринять, чтобы спасти мою Светлану? И от чего я отстранился, что был обязан для нее сделать? Да! Я оберегал тогда свою психику, но делал это подсознательно. Это, видимо, моя психика сама оберегала себя, не спрашивая на то моего согласия! Отключалась, и всё! И это никак не связано с тем, как я относился к Светлане.

– Ну, да! – усомнился внутренний голос.

– И что же, по-твоему, я должен был делать, чтобы все удостоверились, насколько велика для меня эта потеря? Рубаху на себе рвать? Нет? Тогда кончай меня донимать! Так или иначе, но таким уж я уродился и меня не переделать! И вообще, какое тебе дело, что я чувствовал и как это проявлялось? Важно лишь то, что я делал для своей жены, делаю и буду делать впредь! Разве не так? А черствость, которую ты мне вменяешь и с которой я уже почти согласился, так она же производная от ситуации. Сам знаешь, как на фронте бывало, где уж смерть гуляла везде и всюду, а люди-то там не часто рыдали. Поскольку притерпелись! Или тоже скажешь мне, будто не переживали, не страдали? Конечно, страдали, но вынуждены были внутренне зажаться, как и я теперь, чтобы сохранить силы для последующей борьбы, для последующей жизни, в конце концов! Для нормальной человеческой жизни, в которой должно находиться место и радостям, и печалям, несмотря на самые тяжелые и безутешные потери. Вот и всё!

– Красиво говорить ты научился, но насколько твои слова искренни теперь? – опять съехидничал внутренний голос.

Глава 21

После траурного прощания у дома двум десяткам машин, подъехавшим сюда еще утром, как-то удалось выбраться из микрорайона в сторону кладбища.

Ехать в твою деревеньку было далеко, более сотни км, потому-то лишь к двум часам мы съехали с наезженного шоссе на жидковатую щебёнку.

Ненадежная дорога еще пару километров вела нас к крохотному селению, но когда пришла пора от него свернуть к кладбищу, обнаружилось, что наши машины дальше не проползут, поскольку снег был ещё глубоким. Его не расчищали всю зиму.

Помню, в тот момент мне болезненно хотелось, чтобы откуда-то сверху ты поглядела, насколько прекрасная погода явилась в последний твой денек. Её так все заждались, но только теперь, в твою честь, вдруг проявилась самая настоящая весна.

Это было чудо, адресованное тебе. После бесконечно долгих и надоевших пасмурных тоскливых дней, которые бездушный календарь навязывал как весенние, на волю, наконец, вырвалось удивительно теплое и веселое солнце, от которого всё вокруг засверкало и заискрилось.

И под полуметровым слоем снега сразу стали пробиваться к низинам и склонам невидимые сверху ручьи. Только в белых полях, вдали от грязно-черной дороги, где солнцу не удавалось зацепиться за что-то чернеющее и разогреть его, а потом уж растопить и снег, он будто не собирался сдаваться горячему напору солнечной энергии.

Резко выделявшийся на фоне остальной равнины клочок земли под кладбищенскими березами напоминал примелькавшуюся картину какого-то русского художника.

Далее тяжело пробирались пешком. Поначалу люди осторожничали, ступая след-вслед, но скоро, абсолютно промочив ноги, шагали по грязи уже смело, как придется. И это непредвиденное в городе сражение с бездорожьем, вызванным внезапным и бурным таянием снега в день, ставший первым подлинно весенним, происходило молча, без обычных по такому поводу сожалений, стенаний и комментариев.