– Вот видите, – обрадовалась Надежда Семёновна, – моё чутьё меня не подвело. Ему действительно есть что скрывать. Согласитесь, само его обращение в морг с просьбой об опознании трупа неизвестной девушки в то время, когда там находится тело его жены, может вызвать подозрение. Две смерти, произошедшие в одну и ту же ночь, которые до этого момента никак не связывались, могут быть объединены в одно дело и вызвать кучу нежелательных вопросов.
– Но не могла же мать девушки обращаться с такой просьбой к совершенно чужому человеку, значит она его хорошо знала?
– Конечно, знала. – подтвердила Катя, – Она плакала, называла его Андрюшечкой, говорила, ты же знаешь, что сама я приехать не смогу, сходи пожалуйста ты.
– Говоришь, называла Андрюшечкой? То есть, он был знаком не только с нянькой, а и с её семьёй, и довольно близко. Получается, у них были отношения, которые начались ещё до того, как она стала у них работать? Так может именно эта нянька и помогла Наташе свернуть шею? Столкнула её с лестницы, затем написала записку с угрозами, заставив Панина промолчать о похищении внучки, чтобы выиграть время и уехать как можно дальше.
– И потом получить выкуп за ребёнка…
– Или привязать с помощью ребёнка этого «Андрюшечку» к себе…
– Боже мой! – ахнула Софья Николаевна. – Девочки, да как же такое может быть?
– Конечно, это всё лишь наши предположения, – вздохнула Надежда Семёновна, – в них трудно поверить, а доказать и вовсе невозможно. Обе девушки погибли, а Андрюшечка конечно же будет всё отрицать. К тому же, в момент гибели Наташи он действительно был в Германии, его вина заключается только в том, что он привёл в свой дом любовницу.
– А может и не привёл. – сказала Асенька, молча слушавшая их разговор,– Может быть, она сама узнала его адрес, и, пока он ездил по командировкам, проникла в его дом под видом няньки. Выгнать её он не мог, это было бы подозрительно и могло развязать ей язык.
– А может и мог, но не очень – то хотел, судя по глазкам, которые он строил ей через объектив. Всё может быть. У него об этом не спросишь, а Панин, скорее всего, ничего не замечал.
– Странно. Как художник, не заметить на фотографии такой выразительный взгляд он не мог.
– Мог и не заметить. Я не думаю, что видя перед собой фото внучки, он вглядывался в лицо её отца.
– Не знаю, вот мне всё это почему – то сразу бросилось в глаза.
– А надо ли вообще заводить с ним разговор на эту тему?
– Может быть, рассказать ему о звонке, подслушанном ребятами, а дальнейшие выводы пускай делает следствие или он сам?
– Ни в коем случае. У человека больное сердце, и добивать его в такие тяжелые минуты такими мерзостями было бы бесчеловечно. Во всяком случае пока делать этого не стоит, а дальше будет видно. Всё зависит от того, придётся нам с ними общаться после того, как они заберут Галочку, или нет. Во всяком случае, предъявить этому Андрюшечке нечего, хотя, признаюсь честно, очень хочется.
– А может есть такая статья, как «унижение человеческого достоинства». – вздохнула Софья Николаевна.
– Может быть и есть, но я о такой не слышала.
– А как он после всего этого будет смотреть в глаза её несчастного отца, своей дочери, когда она подрастёт?
– Да так и будет. Такие люди на муки совести не способны.
Глава 35
Букеты роз цвета переспелой вишни на неряшливом, порыжевшем снегу, лежащем между протаявшими комьями суглинка, громкое воронье карканье, низкое серое небо и пронизывающий, холодящий спину ветер, сердито треплющий траурные ленты на венках и крестах, дополняли и без того печальную картину, напоминавшую о бренности жизни.
Стеша смотрела на портреты Адама Викентьевича и Сары Вульфовны, и, вытирая со стёкол редкие капли дождя, в который раз просила у обоих прощения за то, что не смогла проводить их в последний путь. Она посещала их каждое воскресенье. Ей казалось, что они радуются её приходу, а выразительные глаза Адама Викентьевича, глядящие на неё с портрета, следят за каждым её движением, словно живые. Ей вспомнился любимый бабушкин сонет Шекспира, который они часто читали по вечерам:
Лгут зеркала, – какой же я старик!
Я молодость твою делю с тобою.
Но если дни избороздят твои лик,
Я буду знать, что побежден судьбою.
Как в зеркало, глядясь в твои черты,
Я самому себе кажусь моложе.
Мне молодое сердце даришь ты,
И я тебе свое вручаю тоже.
Старайся же себя оберегать —
Не для себя: хранишь ты сердце друга.
А я готов, как любящая мать,
Беречь твое от горя и недуга.-