– Будем! – Стеша, тоже не терпевшая бездействия, вскочила с места и бросилась на кухню в поисках оружия.
– Стеша, ножи не бери, это холодное оружие, за применение которого можно получить срок. – подсказала Софья Николаевна, заражаясь их боевым духом, – а я пока поищу фонарик.
– А мне дайте скалку, которая подлинней. Кстати, как мы туда попадём? Надеюсь, лезть через забор нам не придётся?
– Там есть дыра, которую проделали собаки. Идёмте, я покажу.
На улице стояла темень. Уличные фонари уже зажглись, но до дыры в заборе их свет не достигал. Пришлось подсвечивать путь фонариком, который Софья Николаевна периодически включала, показывая дорогу, и тут же выключала, боясь спугнуть преступников.
– А всё этот барин Гоген, не может найти общего языка ни с одной собакой. А нам бы собачка не помешала, была бы своя охрана и никто бы по нашему саду не шастал как у себя дома. – бормотала Софья Николаевна, наощупь убирая ветки, которыми сама же затыкала дыру в заборе.
Стеша пролезла сквозь неё первой, за нею Софья Николаевна, а для Надежды Семёновны проход пришлось немного расширить.
Вскоре исцарапанные, но не потерявшие боевого духа дамы, успешно проникшие на территорию врага, присели в кружок, носом к носу, чтобы посовещаться.
– Ну что, куда теперь?
– Не знаю. Ты заварила эту кашу, ты и веди.
– Хорошо, тогда отдай мне фонарик. Надо посветить, а то тут везде кусты.
– Надо было дождаться, пока взойдёт луна.
– Не шумите, а то нас вычислят прежде, чем мы разберёмся куда нам идти.
– Главное, не потерять дорогу обратно.
– Помолчите, дайте прислушаться.
– Ой, кто – то рычит.
– Это урчит у меня в животе.
– А нельзя ли урчать потише?
– Очень хочется кушать.
– Кто про что, а голый про баню…
– А я сто раз говорила, давайте сначала поедим.
В это время слева затрещали кусты. Дамы пригнулись чуть ли не до земли, слившись в небольшую пирамиду, и затаили дыхание так, что каждая слышала, как бьётся сердце её соседки. Треск приближался, а пирамида тряслась от страха мелкой дрожью, когда послышался громкий шепот:
– Девочки, вы где?
– Мария Ивановна, это вы?
– А кто же ещё?
– Слава богу, – вздохнули дамы, с трудом выпрямляя спины, – а мы думали…
– Ну что, все в сборе или подождём ещё кого – нибудь? – вежливо спросил мужской голос. – Ой, зачем же драться?
Тут вспыхнул яркий фонарь, ослепивший всех так, что в течении нескольких секунд никто никого не видел. Другой голос спокойным и даже ласковым тоном, желая избежать возможных инфарктов и инсультов, скомандовал:
– Руки вверх, вы окружены! Сдать оружие!
Дамы покорно подняли руки, теряя вооружение в виде двух скалок, одного половника ( большого) и одной сковородки(чугунной).
– Да что ж вы делаете… – охнул невидимка, по ноге которого срикошетила сковорода Марьи Ивановны.
Часть 8
Вскоре в доме Надежды Семёновны собралась компания из четырех дам и двух участковых. Почтенные дамы, едва придя в себя от пережитого стресса, накрывали на стол. Стеша прикладывала холодный компресс к медленно лиловеющему плечу нового участкового, а бывший, прихрамывая, топтался возле стола, тщетно пытаясь добиться от участниц недавних событий ответа на простейший вопрос – за каким лешим им понадобилось лезть в чужой огород, в котором они со Степаном устроили засаду на беглых преступников.
Дамы ловко уходили от ответа, плавно перемещаясь вокруг стола с чрезвычайно занятым видом, так, что заданный вопрос зависал в воздухе, однако угощать его наперебой всяческими разносолами не забывали.
– Мишенька, как тебе рыжики? Правда, вкусные? Сама мариновала.
– А огурчики, огурчики! Слышишь какой запах? Это смородиновый лист. Попробуй, как хрустят…
Женская тактика оказалась вполне успешной, потому как отказаться от ароматнейшей вкуснятины не было сил, и он не успевал пережевывать то, что подсовывали заботливые руки, а с полным ртом особо не поговоришь. Поэтому план пришлось поменять, то есть отложить допрос до того момента, когда дамы немножко выпьют.
Степан в это время возлежал в кресле, легонько постанывал, требуя неотступного внимания приглянувшейся ему Стеши, и что – то нашептывал ей на ушко, сглатывая слюнки при виде проплывающих мимо блюд с дымящимися голубцами, огромными кусками жаркого и румяными пирогами. Стеша, чувствовавшая себя виноватой в том, что лишила блюстителя порядка боеспособности, меняла компрессы на его подбитом крыле, и, слушая шепот, заливалась ярким румянцем под многозначительными взглядами присутствующих.