– Он назвал меня мамой, или мне послышалось? – удивилась Сара Вульфовна.
– Да. Его мама ушла от нас два года назад. Он до сих пор о ней тоскует, а вы очень на неё похожи. Простите, если вам это неприятно. Родя кажется немного странным, но на самом деле он очень добрый и хороший.
– Почему же неприятно, совсем наоборот. Пойдёмте.
– Вы идите, – сказал Адам Викентьевич, потирая висок, пронизываемый резкой болью, – а я задержусь, мне нужно сделать пару звонков.
– С вами точно всё в порядке? – спросила Стеша, подождав, пока Сара Вульфовна с Родькой и Софьей Николаевной отойдут подальше.
– Да, всё хорошо. Идите же, мама затеяла эту экскурсию ради вас. На второй этаж можно подняться на лифте. Я специально заказал его для мамы. Ходить по лестнице ей очень тяжело.
– Мы с Софьей Николаевной пройдёмся по лестнице, а вашу матушку проводит Родя. По – моему, они уже успели подружиться.
– Да, я это заметил. Я давно не видел её в таком приподнятом настроении.
Сегодня Стеша чувствовала себя в этом огромном доме легко и свободно. В прошлый раз, находясь под прицелом десятков пар оценивающих глаз, она держалась в таком напряжении, что к концу выступления устала так, словно весь вечер не пела, а косила сено.
Сара Вульфовна провела их по комнатам, с гордостью показывая великолепную коллекцию часов, статуэток и картин, многие из которых были подлинниками. Родька задерживался чуть ли не у каждой картины. Живопись, особенно те полотна, на которых были изображены пасторали, заинтересовала его не на шутку.
Когда вошли в комнату, где на высоком резном столике, под стеклянным колпаком хранился оригинал альбома с портретами её предков, копию которого ранее показывал Адам Викентьевич, у Стеши перехватило дух. Этот альбом держали в руках люди, которых давно нет, а может быть и её знаменитый прадед. Очень хотелось к нему прикоснуться. Возможно, ей не отказали бы в этой просьбе, но она не смела об этом даже думать, боясь, что стоит этот колпак снять, как альбом тут же превратится в прах.
В заключение Сара Вульфовна показала свою часть знаменитой коллекции яиц Фаберже.
– Эту пару Карл изготовил лично в подарок для моих родителей, – с гордостью рассказывала Сара Вульфовна, беря бесценные вещи поочерёдно в руки, чтобы дать возможность рассмотреть изделия знаменитого ювелира получше. Возвращая их на каминную полку, она нечаянно, (а может и не нечаянно), поменяла их местами.
– Подарок для ваших родителей? – удивилась Стеша, машинально исправляя нарушенный порядок, – я была убеждена, что Фаберже жил не меньше, чем пару веков назад.
– Ну что вы… Он умер совсем недавно, в одна тысяча девятьсот двадцатом году, и был похоронен в Каннах, куда вынужден был бежать от революции.
«Совсем недавно… – подумала Стеша, – она говорит о целом веке так, словно всё происходило буквально вчера. Пока мы молоды, даже одно десятилетие кажется нам огромным сроком, а для человека, прожившего долгую жизнь, целый век это «совсем недавно».
– Его коллекция, которую он создавал вместе с группой ювелиров, работавших в его цеху, была полностью разграблена. – продолжала Сара Вульфовна, – Говорят, при этом он потерял более пятисот миллионов. Думаю, всё это ускорило его кончину, хотя главной причиной называют историю с сигарой, выкуренной им при больном сердце. Насколько я знаю, участь ваших прадедов была ещё более трагичной. Вам об этом что – нибудь известно?
– Очень мало. Моя бабушка никогда мне о них не рассказывала. Вернее, рассказывала, но как сказку, или чужую историю, которая меня совершенно не касалась. Я поняла это уже потом, после того, как, случайно попав в имение Тумановых, познакомилась с Родиной мамой. К сожалению, она умерла буквально через пару часов после нашей встречи. То, что она успела поведать перед своей кончиной, оказалось для меня большим потрясением.
– Жаль. Думаю, со стороны вашей бабушки это было большой ошибкой. Каждый человек имеет право знать свою историю, а она, как я понимаю, была очевидицей многих событий последних лет их жизни, которые теперь так и останутся неизвестными. Да, очень жаль. Нам с вами надо поговорить об очень многих вещах.
– С удовольствием, мне очень интересно с вами общаться.
– Тогда обещайте приходить к нам как можно чаще, конечно, если вам не претит общество такой старухи, как я.
– Обещаю.
– Вот и договорились. Да, я не закончила о Фаберже. Вот эти две вещи, наверняка украденные раннее из его коллекции, нам с мужем удалось выкупить во время блокады Ленинграда. Нужда и голод осаждённого города заставляли многих продавать или выменивать за продукты подлинные шедевры. Часто редчайшие произведения искусства уходили за кулёк крупы или банку тушенки. Чтобы сохранить коллекцию, нам тоже не раз приходилось рисковать жизнью, потому что в городе действовали банды мародёров. Грабежи и убийства происходили чуть ли не каждый день.