Тех же, кто не успел — или не захотел — этого понять, окончательно убедили слова Наместника, поднявшегося с места.
— Круг Чести вынес своё решение, — бесстрастно проговорил он, глядя на арену. И по его лицу нельзя было догадаться, как он сам относится к итогу сражения.
Как только прозвучали эти слова, маг опустил меч и отступил в сторону. Поправил выбившуюся прядь, ослабляя ленту, повернулся к «зрителям». Бросил короткий ободряющий взгляд на ученика и посмотрел на наместника.
— Я ценю жизнь и не люблю проливать кровь. Но порой без этого не обойтись. Могу ли я просить наместника…
Договорить эльф не успел. Толпа изумлённо и в то же время в ужасе ахнула, когда поверженный противник вдруг вскинул руку и метнул в спину победителя нож. Рванулся из-под руки Гайра — непонятно куда, ведь всем ясно было, что не успеет — бледный, как мел, Наэри…
Эльф, не оборачиваясь, поднял руку — и клинок замер, едва не коснувшись одежды.
— В спину. Безоружному. После боя. Отдаю должное вашей чести, тир… — с усмешкой бросил маг. Опустил руку, и нож с глухим звоном упал на землю. Ещё один короткий взмах, и противника отбросило к противоположной стене крепости мощным порывом ветра.
— Чести? Ты говоришь мне о чести, бродяга?! — с трудом поднимаясь, взревел бывший наставник, — Ты не мог победить меня без своей грязной магии! Не мог! Ты первым попрал честь!
Эльф чуть дёрнул бровью и вопросительно посмотрел на архимага.
И все собравшиеся на ристалище, как по команде, повторили его движение.
Старый маг смущённо кашлянул. С достоинством оправил свою мантию. И развёл руками:
— Во время поединка магия не использовалась, подтверждаю.
Вид у него, впрочем, был озадаченный.
В повисшей гробовой тишине неожиданно громко прозвучал нервный смешок Наэри. Гайр, начавший ехидно ухмыляться ещё после третьего «подзатыльника» (хотя правильнее эти оскорбительные шлепки мечом было бы назвать иначе), осторожно разжал стиснутые на его плече пальцы — взамен одобрительно хлопнув его ладонью по этому же плечу.
И, оглянувшись на галерею, где сидели военачальника башен, улыбнулся Третьему Стражу. Дескать, «а я ведь говорил…»
— Как не применялась?! — бывшего наставника как по голове ударили. — Невозможно! Вы уверены?!
Эран же, казалось, к этим воплям утратил всякий интерес. Он снова обратился к наместнику.
— Эрер[2] Астамир, я знаю, что праздник выбора пути в этой солнечной четверти миновал. Но, в связи с обстоятельствами, я на правах наставника прошу разрешения обратиться к Путеводному Камню. На ближайшем рассвете. Мой ученик и без того долгое время был несправедливо обделён своим правом на истинную судьбу. А задержаться в крепости до следующего праздника мы уже не сможем — нас ждёт много дел.
На краткий миг повисла тишина. А потом шум поднялся с новой силой, и было не разобрать, кто в этом гаме возмущался наглостью пришлого мага, а кто осуждал проигравшего Наставника (или, точнее, уже НЕ наставника, поскольку поединок завершился в пользу Эрана, а значит, вступали в силу выдвинутые им условия).
А лицо Наместника неуловимо потемнело. Бросив лишь один, полный гнева, взгляд на Хальриада, наконец справившегося с головокружением и утвердившегося на ногах, и теперь с надеждой поедающего его глазами, эрер Астамир едва заметно поморщился. Перевёл всё внимание на мага.
— Странная просьба… — медленно проговорил он, наконец.
Несмотря на шум, услышали его хорошо. И зрители поспешно начали умолкать, чтобы не пропустить чего-то важного. Действительно, просьба была необычной: Путеводные камни обычно не отвечали на воззвания, иначе как в великие солнечные дни, числом четыре в каждом году. На худой конец, у опоздавших была лунная четверть после солнцестояний или равноденствий, чтобы обратиться к Камню.
В другое время… Должно было случиться что-то исключительное, чтобы Камень отозвался в неурочный день.
Шум стих окончательно. Зрители притихли, ожидая решения Наместника. Сам же наместник повернулся к притихшему архимагу и, обменявшись с ним многозначительными взглядами, без особой охоты склонил голову.
— Хорошо, я думаю, ваша просьба справедлива, тир Эран. Поскольку ваш ученик не сумел получить собственного Пути по вине Наставника, находящегося на службе империи, я, как представитель Его Величества в этой Крепости, даю вам своё разрешение на повторный обряд Выбора.
— Благодарю вас, эрер.
Эльф чуть склонил голову, а затем повернулся к архимагу. Хотел что-то сказать, но передумал и лишь едва уловимо улыбнулся. После чего, снова встал лицом к Кругу и заговорил, обращаясь непонятно к кому.
— Справедливость восстановлена. Однако теперь, я взываю к Чести. Путь Воина — это, бесспорно, путь чести. Но честен ли удар в спину?
Стоило ему умолкнуть, как прямо в центр ристалища ударила молния. Небо при этом было чистым, без единого облачка. И, одновременно с этой вспышкой, над головами присутствующих на миг вспыхнули символы. Вспыхнули и исчезли. Все, кроме одного. Над головой застывшего в недоумении Хальриада парил полупрозрачный символ меча. Парил всего миг или два, а затем, треснув, осыпался вниз, оставив на своём месте пустоту. И с ним осыпался и исчез медальон воина. Меч, который держал в руках совершенно опешивший мужчина, вспыхнул ещё одной яркой «молнией» — и пропал. А миг спустя появился в руках Эрана.
Эльф, опешивший от такого поворота событий не меньше зрителей, качнул головой.
— Прости, благородный клинок, но воинский путь не для меня. Это будет неуважением к тебе. И к моей судьбе тоже, — с этими словами он огляделся по сторонам и направился к одному из присутствующих, безошибочно определив одного из членов семьи Хальриада. Остановившись, он с достоинством протянул воину меч.
— Думаю, это принадлежит вам.
Тот долго, нечитаемым взглядом смотрел на Эрана. По его лицу невозможно было понять, ни как он воспринял поражение своего родственника, ни как относится к его подлому удару и последовавшему наказанию. В отличие от тира Хальриада, он действительно был образцом невозмутимости.
Наконец, после долгой, наполненной тишиной паузы он протянул руки и уважительно, на ладонях, принял клинок.
— Благодарю за заботу о чести дома Миари, тир Эран, — ровно, с едва заметным холодком, ответил он магу. Особой благодарности в голосе не слышалось; впрочем, не заметно было и откровенной вражды. А вот взгляд, брошенный им на так и стоявшего в прострации бывшего Наставника, не предвещал тому ничего хорошего.
В изумрудных глазах эльфа мелькнула едва уловимая улыбка. В ней не было ни насмешки, ни превосходства, только какая-то глубокая, древняя мудрость. Невозмутимо склонив голову, он отступил на шаг.
— Честь не оставляет достойных и не судит всех по поступкам одного. А теперь, с вашего позволения, я вас оставлю. У меня и моего ученика много дел перед церемонией.
Он поклонился наместнику и Стражам на галерее, а затем легко спрыгнул с боевого помоста.
А наместник Астамир повернулся к архимагу, посылая ему вопросительный взгляд. Тот только вздохнул и слегка кивнул, делая почти незаметный жест, словно пытаясь изобразить пожатие плечами с помощью одних лишь ладоней. Астамир невольно скривился. И нехотя кивнул в ответ, на что архимаг лукаво усмехнулся одними глазами. Между двумя стариками, много лет служившими в Сапфировой Крепости, взаимопонимание было куда лучше, нежели между Третьим Стражем и его мастером Защиты.
Наместник же поднял руку, призывая народ к тишине. И ровно, без единой эмоции, подытожил:
— Круг Чести вынес свой вердикт. Согласно законам империи, я объявляю суд завершённым.
Несмотря на то, что всё и так было ясно, последнее слово, всё-таки, оставалось за Наместником.
Хотя бы в вопросе о том, какое наказание должен понести преступивший законы чести в дополнение к тем условиям, что были озвучены перед поединком.
— Человек, носящий имя Хальриада Миари, лишается звания наставника Сапфировой Крепости Границы и теряет право отныне и впредь брать учеников, — он обвёл взглядом притихшую толпу, — а также должен принести извинения магу Эрану и его ученику, как и было оговорено условиями поединка.