Затем он повернулся ко второму помощнику и заговорил совсем по-другому, как с равным.
— Я уговорил тира Лерона отдохнуть до рассвета. Его обязанности до возвращения возьму на себя. Оцените состояние всех целителей и всех, кого необходимо отправьте спать. Включая себя.
Отчитанный, словно ребёнок, целитель побагровел и даже открыл рот, собираясь ответить что-то (наверняка, очень гордое и призванное размазать наглого выскочку по полу лазарета тонким слоем). Но его старший колега вовремя ухватил его за плечо. И кашлянул — настолько красноречиво, что тот, на удивление, умолк и обернулся к нему с искренней обидой.
Тот молча покачал головой. И, обернувшись к магу, слегка поклонился.
— Благодарю вас, тир Кеаран. Это моя вина — слишком много раненых, мне некогда было приглядываться к старшему целителю. А никого, кроме меня, Лерон всё равно не стал бы и слушать.
Подумал и с сожалением добавил:
— Да и меня, боюсь, не стал бы. Рад, что вам удалось убедить его отдохнуть. Вам нужна помощь, чтобы войти в курс дел? Раненых много, хотя большинство из них уже получили необходимую помощь.
— Я понимаю, — Кеаран кивнул. — Позаботьтесь о целителях, я пока осмотрюсь. Когда закончите, найдите меня. Дальнейшие действия спланируем в зависимости от количества свободных рук.
Молодой помощник ещё порывался что-то сказать. Но Арелин, уже наблюдавший в действии невероятные целительские способности мага, лишь отвесил уважительный поклон. И, развернувшись, двинулся выполнять распоряжение. Лаона он, не слушая тихих возражений, тащил с собой под локоть. Попутно негромко делясь с ним собственными наблюдениями о «чужаке» и «выскочке».
Спустя половину щепки возмущения молодого помощника утихли. Зато взгляд стал очень удивлённым и ещё более недоверчивым.
Байки, судя по всему, оказались удачными.
На наместничьей башне длинно, тягуче начал бить колокол, отмечая наступление времени Лисы.
Глава 31. Начало пути
Толпа, собравшаяся вокруг лежащего на земле тела, неохотно расступилась, и в неровный круг, образованный лужей растекающейся крови, расталкивая зевак, вышел молодой подвой. Ещё почти мальчишка — до поединка зрелости ему, должно быть, оставалась не одна зима, хотя широкие плечи бугрились мышцами, а движения были лёгкими и наполненными силой, как у молодого волка. Вышел… и споткнулся, разглядев того, кто лежал на земле.
Толпа замерла. В наступившей тишине отчётливо прозвучал прерывистый, резкий вздох — то ли всхлип, то ли задавленный стон… Несколько мгновений подмастерье воина стоял неподвижно, потрясённо глядя на убитого. Заходящее солнце бросало зловещие блики на землю, и казалось, кровь, залившая землю, брызгами попала на юнца и тонкими струями льётся по плечам.
Кто-то из зевак ненароком поймал его взгляд — и отшатнулся, оглушённый бьющейся в голубых в прозелень глазах невыносимой мукой.
А подвой, спустя несколько томительных мгновений выйдя из оцепенения, сделал медленный шаг вперёд. Помедлил на краю кровавой лужи — стоящие вокруг зрители видели, как дёрнулось, искажаясь в гримасе горя и отчаяния, молодое загорелое лицо.
Парень же, словно отдав молчаливый долг чести покойнику, осторожно подошёл к нему вплотную и медленно опустился рядом на колени. Прямо в лужу крови, пачкая видавшие виды штаны. Бережно, словно боясь потревожить, коснулся неподвижного запястья. Зачем — непонятно: огромная рваная рана, пересекающая горло, лучше любого лекаря говорила, что спасать бедолагу уже поздно.
Толпа негромко перешёптывалась, в десятки глаз глядя на окровавленное тело погибшего и его — сына? Ученика? Просто друга? Нет, всё-таки ученика: блеснула в закатных лучах простая медная фибула с мечом поверх щита. Серебром сверкнула именная воинская печать на обломанной рукояти меча, приветствуя свою младшую сестру, выгравированную на клинке подвоя.
Зеваки пугливо молчали. Убийство в Аметриновом Пристенке, да почти в центре города — дело почти небывалое. Любопытствующих — как тех, кто видел короткое сражение, так и тех, кто прибежал на крики зрителей — собралось немало. Слышались сочувственные охи. Где-то в задних рядах кто-то со знанием дела рассуждал, что убийца, видимо, был не местный, а значит, найдут его быстро. Кто-то сердито шикнул на говоруна, пока не накликал тварей Тьмы.
Словно разбуженный этим окриком, подвой заторможено шевельнулся. Потянулся закрыть мертвецу глаза; сглотнул, с силой зажмурившись и до белизны сжав губы. Из первых рядов хорошо было видно, как дёргается кадык на его шее.
— Кто… — глухо проговорил он. — Кто это сделал?
В горле его клокотало, словно он с трудом сдерживал слёзы.
Толпа молчала, пугливо перешёптываясь.
Юнец поднял голову. И, страшно оскалившись, окинул зевак бешеным взглядом.
— Кто это сделал? — заорал он так, что разом взлетели, заполошно хлопая крыльями, вороны с растущего неподалёку ясеня. — Куда ушёл убийца? Кто-нибудь видел? Вы, отвечайте, ну!
Первые ряды невольно попятились, испуганные гневом молодого воина. Задние недовольно зароптали: отступающие назад соседи мешали им разглядеть происходящее в переулке.
— Так это… — неуверенно пробормотал кто-то из-за чужих спин. — Чужак какой-то. Не местный…
Черноволосый повернулся в ту сторону, откуда прозвучал голос, безошибочно найдя взглядом говорившего.
— Это он натравил собаку?
— Так это… Да. Он это… первым напал, без предупреждения. А когда господин воин его теснить начал, свистнул свою тварь…
На лице друга погибшего дёрнулись и застыли желваки.
— Как он выглядел? — хрипло спросил он. — Какого цвета была собака?
— Серая…
— Да нет, чёрная!
— Вроде чёрная, да… — донеслось сразу из нескольких мест.
— Да не собака вообще, а волк! — возразил кто-то из дальнего ряда. Но почти тут же умолк, заткнутый градом насмешек.
Парень болезненно дёрнул головой.
— К Псу собаку… — и осёкся, осознав абсурдность привычного присловья. Сглотнул, тяжело перевёл дыхание. И спросил глухо, — как выглядел убийца? Кто-нибудь разглядел? Одежда? Цвет волос? Оружие?
Толпа молчала, переглядываясь и неуверенно перешёптываясь.
— С тростью он был… — наконец осторожно буркнул кто-то из задних рядов. Парень резко повернулся в ту сторону. Толпа тут же поспешно начала расступаться, не желая оказаться на его пути, когда он начнёт вытряхивать из свидетеля нужные сведения.
— Опиши! — резко, тоном приказа, бросил он.
— Ну… трость… — растерянно поёжился под его взглядом немолодой ремесленник. — Обычная такая…
Он нервно оглянулся вокруг, взглядом испрашивая поддержки соседей. Те согласно закивали, что дескать, да, была трость… Какая? Ну, трость как трость, богатые господа с такими иногда ходят… С какой-то зверюгой на набалдашнике. Зубастой…
Подвой выслушал всех. Потом, тяжело вздохнув, склонил голову. Уныло опустил плечи. Помедлив немного, он снял плащ, осторожно укрыл учителя с головой и неторопливо встал.
Невдалеке, наконец, раздался топот десятка ног и бряцанье оружие. Опоздавший к трагедии караул спешил восстановить порядок. Зеваки поспешно прыснули в сторону, как косяк окуней — от зубастой щуки.
— Разойдись, разойдись! — раздался привычный к приказам голос. Подвой молча обернулся.
Караульные слаженно окружили место убийства, привычно оттеснив в сторону редких смельчаков, не пожелавших покидать место событий. А старшина караула, сноровисто оглядев место происшествия, окинул стоящего рядом с телом парня цепким взглядом. Отметил и явно не для красоты взятый меч в добротных, но потёртых ножнах, и фибулу подмастерья на груди, и отсутствие плаща.
Кивнул — без угрозы, но с предостережением в глазах.
— Сдай клинок и отойди от тела.
Парень поморщился. Но без возражений подчинился, лишь миг помедлив, прежде чем отдать меч в руки подошедшего караульного. Другой воин, тем временем, подошёл к телу, откинув полу плаща. Присвистнул.