– Мы свяжемся с ним и с его помощью получим заявление одного из патунов. Доусон – их любимчик, от него ничего не скрывают, – продолжал Линкольн. – Согласно нашим источникам, ему даже позволяли изучать процесс создания кюриольных матриц.
В вестибюле здания Линкольн вначале поболтал с насекомоподобным администратором о документальном фильме, который группа снимала для канала «Эйнштейн», потом поговорил с бородатым типом на большом экране видеосвязи. Я сразу узнал Доусона, потому что сам регулярно смотрел тот канал, который Линкольн и Джулия все время бранили по дороге сюда. Доусон оказался невысоким, полным, с большой седой бородой, седыми волосами и очень необычными, почти оранжевыми глазами. Он олицетворял тот тип физика, который бесит многих своих коллег тем, что ему лучше удаются теоретические изыскания, а потом усугублял положение, добиваясь практического и прибыльного использования своих исследований. Если большинство ученых уходили из ЦЕРНа с совершенно непонятными публикациями в своих послужных списках, Доусон прибавил к уже имевшемуся огромный и реальный вклад в квантовые вычисления. Я не слушал их разговор, но меня заинтересовало то, что Доусон пристально посмотрел прямо на меня, прежде чем дать нам разрешение прийти.
Как описать внутренность диска? Столы, компьютеры, большие плазменные экраны, приборы, словно бы привезенные прямо из ЦЕРНа, множество людей, которые ходят, разговаривают, размахивают световыми указками, потрошат технику чужаков, разглядывают монтажные платы под электронными микроскопами, проводят масс-спектрографию экзотических металлов… На Земле было полно инопланетной техники, но многие механизмы превращались в дымящиеся груды, стоило лишь попробовать их разобрать. Не то чтобы они не желали нас учить – нет, они не хотели, чтобы при этом наша планета обезлюдела. Однако здесь, под непосредственным руководством патунов, все обстояло по-другому, и ученые развлекались от души.
Линкольн и Джулия попросили Доусона в общих чертах рассказать, чем занимаются здесь люди. Я внимательно слушал, пока он описывал материалы, легкие, как полистирол, и прочные, как сталь, рассказывал о микротоме, способном резать алмазы на тонкие пластинки, о нанотехнических самовосстанавливающихся компьютерных чипах, но через некоторое время почувствовал себя очень плохо и, не будь поддерживающего скелета, оказался бы на полу. Наконец Доусон остановился перед столбами, загнутыми наверху крючком, и указал на что-то невидимое между ними. Когда я понял, что он говорит о кюриольных матрицах, я снова заинтересовался, но именно этот момент Линкольн и Джулия выбрали для главного вопроса.
– Доверяют ли вам патуны или обращаются с вами, как со струдами?
Я воззрился на сублиминальное мерцание и сквозь него – на противоположную стену помещения, где рабочий стол как будто бы начал постепенно удаляться, пока на него никто не смотрит, и наконец понял, что это идет патун с различными инструментами на спине.
– Со струдами? – переспросил Доусон.
– Да, с их домашними животными, – вмешался Линкольн. – С теми, чьим хищническим вкусам они как будто потворствуют.
Я следил, как патун уходит за столбы, к большому грузовому лифту. Сделал пару вдохов из ингалятора, не знаю точно, из которого, но как будто помогло. Мне почудились безумные стенания. Все предметы начали слегка расплываться по краям.
– С животными? – повторил Доусон, глядя на Линкольна так, словно обнаружил ранее неизвестную разновидность идиота.
– Но, наверное, в этом нет ничего страшного, – сказала Джулия, – если люди, которых скармливают струдам, так или иначе должны умереть.
Доусон покачал головой, потом сказал:
– Мне хотелось понять, как вы это подадите, потому я и разрешил вам прийти. – И повернулся ко мне. – Не лучшая была мысль – налететь на кюриольную матрицу патуна; это она среагировала на вас, а не струд.