— Нет, из-за пуговицы, — продолжила Настя. — У него оторвалась пуговица на рубашке. Он не сообщил, а я не заметила. Оказывается, кто-то сказал еще до меня, цитирую: «Вместе с этой пуговицей оборвалась последняя ниточка, скреплявшая брак».
— Экий драматизм. Станиславский бы поверил.
— Не думаю, что брак, висящий на ниточке от пуговицы, стоит спасать. Мне даже не было обидно, лишь смешно оттого, как легко все обесценилось. А через неделю я увидела его в кафе с другой. И вот это действительно было обидно. Но позже.
Она внимательно смотрела на Фомина, который сейчас искал, в чем разница между «обмануть» и «сказать неправду». Он ведь сам это различие на ходу придумал, пытаясь задушить мысль о том, что, когда отношения начинаются с обмана, ничего хорошего от них не жди. Но, во-первых, к чему неуместный идеализм? А во-вторых, начинаются ли?
— А твоя семейная лодка обо что разбилась? — задала Настя встречный вопрос.
— Налетела на камни пофигизма, — ответил он, также решив не уточнять подробности своих предыдущих отношений, ни одни из которых не были скреплены печатью в паспорте. — Мы потеряли интерес друг к другу. Я перестал замечать, что ее тревожит, отчего она вздрагивает во сне.
И стало безразлично, о чем думает, когда едва заметно улыбается самой себе. А она все реже спрашивала, над чем я работаю и почему забросил свои увлечения. Держать друг друга в отношениях больше было незачем.
Он помолчал и со вздохом добавил:
— А потом в канун Нового года кто-то в соцсетях прислал картинку — нарисованные люди с грустными лицами сидят в дурацких праздничных колпаках за накрытым столом, в тоске подперев головы руками, над ними настенные часы со стрелкой, замершей в пяти минутах до полуночи, и надпись: «До Нового года осталось… понять, как жить дальше».
— Мы больше не будем об этом говорить, — постановила Настя. — И вообще никогда не станем касаться темы бывших. В наших отношениях должны быть только мы.
И больше никого.
— Принимается, — отозвался Фомин. — Еще условия будут?
— Ну, если ты согласен терпеть мою ревность, то больше мне нечем тебя напугать, — шутливо ответила она и позволила ему вплотную приблизиться к ее губам.
Глава 10
Время ветра
Стоявший на взлетной полосе самолет ловил солнечные лучи своими иллюминаторами, блики перескакивали, точно норовили пробраться внутрь салона. Яркий свет, характерный скорее для середины лета, чем для весны, окрашивал воздух в необычные тона, словно кто-то наложил желтый фильтр, какие используют при съемках фильмов, чтобы визуально придать картине нужную атмосферу.
Максим шел к трапу, возле которого уже выстроилась небольшая очередь. Начало скрывалось за массивной дверью вверху, а замыкали ее две девушки с компактными гламурными чемоданами ядовитой расцветки. Фомин поднялся на борт и по длинному узкому проходу добрался до своего места, где в соседнем кресле его уже ждала Оксана.
— Готов? — спросила она.
— Нет, — отозвался Максим.
— Перестань, это надо решить.
— Мне казалось, мы уже все обсудили и пришли к выводу, что так будет лучше.
— Да, но «лучше» на двоих не делится.
— Почему?
— Потому что нельзя оставить больше, чем целое число.
Фомин попытался понять эту странную метафору, но почувствовал рядом какое-то движение. Он повернул голову и с большим удивлением обнаружил, что на соседнем месте по другую сторону оказалась Настя.
— Здравствуйте, — произнесла она, обращаясь к ним обоим. — Вот сценарий. — Правки внесены? — спросила ее Оксана.
— Да, по сюжету главный герой не знает, что в аэропорту его ждут две женщины.
— А он в курсе, что лететь должны двое?
— Нет. Развязка наступит после того, как самолет приземлится, и тогда выяснится, что он и не взлетал.
— То есть все сцены будут происходить в стоящем самолете?
— Да, это находка режиссера.
Окончательно сбитый с толку, Максим вопросительно смотрел то на одну, то на другую девушку, но никаких ответов и пояснений не получал. Вдруг откуда-то сбоку раздался резкий, неприятный звук, будто по земле тащили что-то очень тяжелое. Когда скрежет послышался одновременно со всех сторон, Фомин с ужасом увидел, как отваливаются и падают стенки самолета. Вслед за ними съехала набок крыша. Страх, что это происходит в полете, быстро сменился мыслью о том, что по сюжету самолет не должен был взлетать. Когда последняя часть фюзеляжа упала на землю, взгляду изумленного Максима предстало здание аэропорта, фасад которого накренился вперед, а затем, влекомый порывом ветра, качнулся в обратную сторону и стал падать в воду, невесть как оказавшуюся позади него…