Она крепче вцепилась в его рукав.
— Это дом Джинни. И она никуда отсюда не уедет.
Он накрыл ладонью ее руку.
— Значит, вот в чем дело? Вы держитесь за свою легенду, поскольку считаете, что делаете это ради Джинни?
— Это мой дом.
Какие бы мысли ни крутились у нее в голове, они ее пугали. Даллас дорого бы дал, чтобы их прочитать.
— Вы хотите сказать — дом Джона?
— Мой. — Ее взгляд прояснился. — Он записан на мое имя. По настоянию Джона.
— Вот как? — Дом не имеет особого значения. Всего лишь деталь в длинном счете, который Даллас собирался ей предъявить. — Но позвонить вы ему не можете, не так ли?
Взгляд ее снова стал пустым.
— Вы вышли замуж за человека, который проводит время в разъездах. Торгует холодильниками. И вы не знаете, как с ним связаться. Никогда не знали.
— Он не задерживается подолгу на одном месте.
— Подонок, — пробормотал Даллас. Она даже не услышала этого.
— Я вполне самостоятельна и могу позаботиться о себе.
— До тех пор, пока Джон эпизодически появляется дома? Чтобы принести в клювике симпатичную добавку к вашим банковским счетам? — Мягким движением он приподнял ее подбородок. — Чтобы создать у Джинни иллюзию семьи? И напомнить вам, что вы женщина?
— Вы не понимаете, о чем говорите! — В бешенстве она вскочила, расплескав кофе.
Отставив свою кружку, Даллас встал рядом с ней.
— Из этого тупика есть выход, который позволит нам обоим остаться в выигрыше, — сказал он. Сердце его глухо забилось. — Мы могли бы заключить такую сделку, которая осчастливила бы и вас, и меня.
Шаг, который он собирался предпринять, мог оказаться самым безумным из всего, что ему приходилось когда-либо делать. Но почему бы и нет? Почему бы не пойти на компромисс? Он не в том положении, чтобы обращаться к властям, поскольку огласка, которая неизбежно за этим последует, может стать смертельным приговором Келхаунам и отправит его мать в приют для умалишенных.
С отсутствующим видом Рей стряхивала пролитый кофе со своего джемпера. Грудь у нее была небольшая, но оттуда, где он стоял, выглядела очень мило. Лифчика на ней не было. Дьявол, с такой наблюдательностью ему следовало пойти в детективы! А если посмотреть на его джинсы, не нужно даже быть детективом, чтобы сделать определенные выводы.
— Вам нужен человек, который бы заботился о вас, — сказал Даллас. Риск был для него обычным делом, но в данном случае он ничем не рисковал, имея на руках все козыри. — Кем, собственно, и был для вас Джон. Он вас обеспечивал. Будь он чем-то большим, вы бы не смирились с тем, чтобы видеть его от случая к случаю, даже не имея возможности связаться с ним при необходимости.
Рей затаила дыхание.
Даллас слегка изменил позу.
— Вот что мы сделаем. Нам нужно решить, как вернуть то, что вы с Уорреном украли. Причем сделать это тихо, не привлекая внимания. А потом я постараюсь вам его заменить.
Рей уставилась на него сузившимися глазами.
— Я не потребую от вас больше, чем Уоррен. Даже меньше. Ради меня вам не придется нарушать закон. Но я буду навещать вас, чтобы убедиться, что у вас с Джинни все в порядке.
Судя по сердитому блеску в глазах Рей, она отлично поняла, что он имеет в виду.
— Вы, должно быть, шутите?
— Отнюдь. Конечно, я не рассчитываю, что вы тут же прыгнете ко мне в постель. — Хотя не стал бы возражать, если бы подобное случилось. — В таком деле не стоит торопиться. Надеюсь, вы мне сообщите, когда будете готовы.
— Исключено, — прошептала она.
Даллас и сам так считал, но не собирался отступать.
— Вряд ли кто-нибудь удивится, что к вам зачастил вновь обретенный брат. Все будет в точности как при Джоне. Я буду пропадать неизвестно где, а вы не станете переживать по поводу моего отсутствия. Но когда я изволю объявиться, мы будем трогательно заботиться друг о друге. Как только вы сочтете возможным, Джинни узнает, что ее так называемый папочка погиб. Постепенно она освоится с этим прискорбным фактом, привыкнет к переменам и никогда не узнает правды. Со своей стороны, я обязуюсь обеспечивать девочку всем, что ей необходимо — или захочется. По-моему, справедливо. Более чем справедливо.
Ее смех застал его врасплох. Смех и остервенение, с которым она швырнула в его сторону кружку.
Он пригнулся, но недостаточно быстро. Толстый фарфор раскололся, осколок угодил ему в лоб над правой бровью. — Ради Бога! Вы меня порезали!