Павел улыбнулся, задумался: "Она вообще замечает, что ест и пьёт?" Выяснилось - замечает: выбор сортов кофе и чая в кухонном шкафчике обнаружился внушительный.
Им как-то сразу оказалось очень просто друг с другом - Лиза не церемонилась. Ушла в гостиную за бокалами, отправив Павла на кухню - резать сыр, откупоривать вино. Крикнув на ходу, почти из комнаты уже, где штопор. Она даже особо и не переодевалась после его звонка. Метнулась, конечно, к гардеробу сначала, но остановилась - осталась в домашнем своём сарафане и мягких сапожках-носках, лишь затрапезную любимую кофтёнку поменяла на столь же древнюю, но куда более приличную с виду шаль.
И была "Касабланка", и была терпкая тягучая "Риоха", и был свет в глазах Павла, и Лизина улыбка...
И ничего, кроме. Он не хотел торопить. Она не хотела спешить.
В жизни обоих всё уже случалось не по одному разу - и взрослые всегда заранее знают, к чему ведут встречи женщины с мужчиной наедине.
И именно потому обоим, не сговариваясь, хотелось вдохнуть как можно глубже - и задержать дыхание. Не мчаться сломя голову туда, куда все неизбежно успевают - а после страшно жалеют, что не случилось вот этого: юного, неоднозначного. Просто - встреч. Просто - впечатлений сообща. Никаких обещаний. Ожидание. Волнение.
Счастье?
Да.
"Да, счастье", - думала наутро Лиза.
- Счастье, - сказал Павел выжидательно смотревшему Чаку. - И мы не хотим переходить на "ты".
*
Кто первый кинул идею обойти все мосты Москвы, Варя с Петей не считали, не вспоминали. Просто, как-то вечером он встретил её с английского на филфаке МГУ, они обнялись-прижались и пошли прочь от дороги, что привела бы их к родным домам. "Это было весной, когда мы уходили из дома, времена, когда мы навсегда уходили из дома". Петя с Варей уходили по метромосту от Воробьёвых гор к Хамовникам. Перед ними по окоёму царила Москва, электрическим выпендрёжем затмевая и без того застенчивый весенний закат. Ветер с реки почуял в ребятах своих, и шало завивался возле. Ветер и юность - синонимы! Хулиганил ветер. Танцевали юные, орали что-то весёлое в весенний воздух, целовались самозабвенно. Что для счастья надо? Весна, быть влюблёнными.
И вот где-то на пике этого куролесья, ровно на серёдке самого, должно быть, высокого и длинного московского моста, родили они мысль побывать на каждом, перекинутом через главную реку города и притоки.
Сказано - сделано. И вот уже полнится фотками их совместный аккаунт вконтактике, глубоко зашифрованный от возможного Ирининого надзора (с домашнего компа не заходить, в телефоне историю посещений тереть). Селфи на Андреевском мосту, селфи на Крымском. Варя на фоне Котельнической высотки, Петя обнимает Кремль.
"А это мы на Обводном канале, прикольно, да?"
"Анонс, народ: завтра фота с такого же над Яузой" плюс коллажик "Мосты центра!"
Счастье счастьем, но и зараза не дремлет. Настала Варина очередь засесть дома с насморком и температурой.
Как злился Петька! "Всё не то и всё не так, когда твоя девушка больна" из наушников не вылезало. Ну, а как иначе, если даже с Чуней он не может Варе помочь! Оставалось слать подруге фотки с тетрадных листов - записи уроков. И другое утешение было ему - тайное, только Варе и рассказал, отчего таяла-таяла, вспоминая. На одной из прогулок завернули в "Шоколадницу" кофейку попить. Запарившись, девушка в кафе сняла толстовку, осталась только в любимой (Петькой дареной) футболочке с валентинками. Толстовка в Варин рюкзак не впихивалась по причине забитости учебниками - зато влезла в Петькин. Да там и осталась - к великой радости парня, с одёжкой той все эти дни в обнимку спавшим. Словно ребёнок от любимой куклы, не мог от Вариной кофты отклеиться. Словно... да! - словно влюблённый, только-только отведавший первых с любимой радостей, не разжимал он объятия. Втягивал в себя Варин запах, глубоко-глубоко, до одури, тело сводило от желания... но приказывал себе, уговаривал: "Я подожду, я дождусь - тебя".
- Ну, где младенец, собрались? Давай, Чуня, пошли.
- Лиза, ты только подальше её от дороги отнеси, к деревьям, хорошо?
- Не волнуйтесь, мамочка, всё будет в ажуре. Если что, Павел Владимирович чутко поруководит, он как раз Чака сейчас проветривает.
Голос у тётки необычно звенел. Варя продралась сквозь насморочный дурман, присмотрелась. Лизу красивой никогда нельзя было назвать, но что сейчас расцвела-похорошела - точно. Чихнув, племянница улыбнулась:
- Дадно, тгда де буду изиняться, что сдёргиваю. Ващ, можно бы и на газетку, но...