– А я надену ярко-голубое с разрезами с обеих сторон…
– А мне нужно облегающее, и еще я хочу те туфли на платформе с ремешками…
– И надо купить косметику. Я видела алую губную помаду, которая мне очень подходит…
Платье без пояса? Ярко-голубое с разрезами?
Облегающее? Туфли на платформе? Алая помада?
У Слоана голова пошла кругом. Наконец он собрался с духом.
– Прекратите!
Дочери повернулись к нему. Их радость неожиданно омрачило откровенное возмущение отца.
– Я не закончил, – продолжал он, не заботясь более о том, чтобы сохранять спокойствие. – Вы можете пойти на вечеринку, но должны вернуться домой к двум часам ночи.
– Ну папа… – захныкала Саша.
– О, нет!.. – В восклицании Сидни слышался жалобный стон раненого животного. – Он хочет обмануть нас. Хочет все испортить. Хочет заставить нас уйти рано. Все будут пальцами на нас показывать.
Она представляла себе необходимость раннего возвращения домой как некую разновидность постыдной болезни. Слоану захотелось возразить, что вид двенадцатилетних девочек в декольтированных нарядах, с накрашенными алой помадой губами едва ли привлекателен и весьма не к месту.
Софи тихонько напомнила:
– Папа, мать Дебби арендует зал.
Слоан возмутился:
– Меня не интересует, что она делает, пусть снимает хоть стадион. Мои дочери должны вернуться домой вовремя. Вам двенадцать лет…
Тогда в спор вступила Сидни, вспыхнув от возмущения:
– Но мне через три недели будет тринадцать.
– Мне тоже, – сказала Саша.
Софи подытожила:
– Нам всем.
Это был их девиз, их общее кредо – нам всем.
Теперь в глазах девочек горел открытый огонь мятежа, дерзкий и непримиримый.
Но Слоан решил держаться до последнего, не сдаваясь.
– Сколько бы вам ни исполнилось, хоть двадцать пять, ни одна из моих дочерей не будет шляться неизвестно где по ночам. Вы можете встретить Новый год с друзьями, а в половине первого я заберу вас домой. Это все.
Губы Саши задрожали, ее большие темные глаза наполнились слезами.
– Но мать Дебби заказала завтрак на всех, сообщила Сидни, – и там будут мои любимые оладьи.
– Я с удовольствием приготовлю вам оладьи, как только мы вернемся домой с вечеринки, объявил твердо Слоан, словно вынес приговор, не подлежавший обжалованию.
В воздухе сгущалось напряжение. У Слоана возникло странное ощущение, что вот-вот случится что-то ужасное.
И предчувствие его не обмануло.
Софи – самая тихая из его дочерей – выпрямилась и расправила плечи. Она посмотрела отцу в глаза и объявила:
– Я останусь до конца вечеринки. Я не собираюсь выглядеть идиоткой на своем первом свидании с Бобби Снайдерсом.
Свидании? Дозволено ли маленькой девочке говорить о свидании с мальчиком?
Рэйчел Ричарде любила свою работу. Она занимала должность менеджера в клинике совместно занимавшихся медицинской практикой партнеров – Слоана Рэдклиффа, Трэвиса Уэсткотта и Грега Гамильтона. Все трое были не просто коллегами, связанными общим делом, но и друзьями, которые привыкли полагаться друг на друга. Хотя она никогда не говорила об этом вслух, но почти семейная атмосфера в офисе являлась одной из причин, по которым ей так нравилась ее работа.
Основной же причиной было ее отношение к Слоану и его дочерям, занимавшим тут отнюдь не последнее место.
Она полюбила дочерей Слоана со дня их появления на свет и делала все, что было в ее силах, для их воспитания, с тех пор как Оливия, жена доктора Рэдклиффа и ее самая близкая подруга, умерла.
Никогда не иссякавший поток страховых полисов, которые нужно было регистрировать и заполнять, стал подходящим предлогом, чтобы задержаться в офисе после окончания рабочего дня. На самом же деле она знала, что задумали девочки, и осталась прежде всего для того, чтобы вовремя вмешаться.
Дочерям не следовало нападать на отца таким образом. Они, конечно, были не правы. Девочки набросились на него, как стая гончих на дичь, не давая опомниться, считая, что так он быстрее сдастся и выполнит их требования. Рэйчел заметила, что чем старше они становились, тем более искусными делались их атаки. С каждым разом они проявляли все большую настойчивость и изобретательность, совершенствуя свою «охотничью» технологию.
Рэйчел оставалось только осушить их слезы и смягчить ярость, вызванную отказом отца позволить им провести новогоднюю ночь вне дома. Но как только ее слуха коснулось слово «свидание», она поняла, что Слоану необходима поддержка.
Но чем она может помочь ему?.. Ее сердце забилось. Ничем… И все-таки она попробует.
С заполненными бумагами в одной руке и карандашом в другой Рэйчел поспешила в кабинет Слоана.
Когда она вошла, красивое лицо доктора было мертвенно-бледным, а чувственный рот, о котором она так часто мечтала по ночам, был раскрыт, словно он пытался что-то сказать, но не находил слов.
Да, ему было нелегко. Она очень сочувствовала Слоану, зная, что причина его страданий – в чувстве ответственности за воспитание дочерей.
Конечно, он не всегда следовал ее советам и не рассчитывал на ее поддержку, об этом она могла только мечтать. Своим друзьям и партнерам, Грегу Гамильтону и Трэвису Уэсткотту, он полностью доверял в работе. А тут – тонкое дело воспитания. Не всякий может решить эту проблему. Будучи одинокой, бездетной женщиной, Рэйчел действительно плохо представляла себе, как можно уладить назревающий конфликт между Слоаном и его дочерьми. Но она должна попытаться сделать это. Она просто обязана… Заставив себя улыбнуться, она набралась смелости и сказала: