Впрочем, родная бабушка же. Отказывать родной бабуле не имеют права. Вот только бы она еще и добра желала своему внуку, а не занималась чепухой, которой имеет все шансы навредить ребенку!
Спустя целых три часа — сколько упущенного времени — мы все-таки встречаемся с мамой и Артемом на станции родного города.
Мать, радостная, с довольной улыбкой и чувством выполненного долга, выходит из переполненной маршрутки №9 и помогает выйти Теме. Заметив меня, племянник отпускает руку бабушки и бежит, чтобы скорей обняться.
— Мой ты хороший! — пытаюсь спрятать истерику, крепко прижимая к себе маленькое тельце. — Все хорошо у тебя? — глажу мою любовь по голове. Глаза у него красивые, голубые и большие. Совсем как у Ренаты… — Все хорошо?!
— Ну что ты паникуешь? — мама быстрым шагом преодолевает разделяющее нас расстояние. Кладет маленькие базарные сумки у высокой колонны и устало выдыхает, стирая пот со лба. — Ой, жарко там было... в автобусе. Ам-м-м... в маршрутке! — машет рукой, чертыхаясь, и ведет себя абсолютно невозмутимо.
Я стараюсь быть спокойной. Артему ни к чему наши выяснения отношений. Он не должен быть жертвой всего этого негатива. Но еще по состоянию здоровья ему необходимо находиться под постоянным наблюдением врачей, а лучше его как можно реже выдергивать куда-либо.
— Мама, о чем ты думаешь, а?! О чем ты, бл... блин, думаешь?!
— А? Что? — готовится напасть первой. — Материть мать будешь? Ну что? — машет рукой у моего лица. — Что ты на меня так смотришь? Сестру убила, так хоть племяша пожалей, — говорит, отводя взгляд.
Артем влезает в наш разговор, лепеча что-то на придуманном языке, но мама просит его замолчать и смотрит на меня волчьим взглядом. Всю жизнь она устраивала мне войну. Да и Ренате тоже. Мы никогда не были такими же богобоязненными, как мать, а ей это рушило все планы, ведь: «Рожала-то я вас, как рабов божьих, а вы!..»
Может, мне нужно как-то возразить. Наверное, нужно, но я не делаю этого.
Когда чувствуешь себя виноватой столько месяцев, уверенность в этом лишь подкрепляется упреками со стороны.
Да Господи, возможно, мама и права. Я не стану. Не буду ничего отвечать на это.
— Сама-то ты ничем помочь не можешь ему, — напирает мать, но теперь тише, кивает подбородком и взглядом показывает на племянника, катающего по асфальту маленькую игрушечную машину. — Никто не может! Уж сколько лет маемся! Помогла ваша медицина? — спрашивает с вызовом. — Что только с бедным Артемием не делали, — прорывает ее, — сколько дите резать можно?! Создание, творение Божье только Богом спасено может быть! Вот, и отец Сергий со мной полностью согласен... — поучительно сообщает она мне, но я больше не могу слушать этот бред.
Тяжело выдыхаю, едва сдерживаясь, чтобы не начать выдергивать собственные волосы. Она переходит новые границы. Я думала, мы никогда не дойдем до них. Я даже не знала, что они существуют.
— Твой отец Сергий, — выделяю суровой интонаций, — наверное, сам тебе это и внушил, — говорю, облокотившись плечом о колонну.
Женщины, торгующие у станции и зазывающие покупателей на домашние солености, предлагают и нам взглянуть на их ассортимент. В очередной раз мы отказываемся.
— Это вот в тебе, — мама чуть ли не в глаз мне тычет пальцем, — бес говорит. От того, что ты не молишься. Сколько раз я тебе говорила...
— Мама, хватит! — не выдерживаю уже я.
Показываю жестом Артему, что все хорошо, шлю ему поцелуйчик и силюсь не нервничать, не кричать.
— Неужели ты не понимаешь, что нам просто нужные деньги? Много денег, мам. Тогда Артем будет здоров. Нам осталось собрать не так уж много.
Она фыркает с ехидным смешком. Как же я на нее злюсь!
— По крайней мере, большую часть все-таки удалось собрать, — не знаю, зачем продолжаю убеждать ее в правильных, адекватных вещах. Все равно как об стенку горох! Она не хочет слышать. — Благодаря благотворительному фонду, заметь, а не церкви.
Еще одно фырканье — теперь возмущенное.
— А кто этим всем заведует, управляет? — головой и руками она обводит вокруг: землю, небо, людей, магазины, билетные кассы... — Бог в сердцах у людей, вот они и помогают. Только не помогут нашему Артемию деньги эти. И ты там не старайся зря! Не знаю, где работаешь сейчас, ничего не рассказываешь, — ворчит мама.
— Ты неисправима просто, — не на шутку сержусь я.
Она поднимает один из пакетов, достает из него крест, икону, еще что-то. Все пропахло церковным ладаном. А-а... еще бутылка с водой в ее руке.
— Отец Сергий вот что дал. И святую воду, — демонстрирует пол-литровую бутылку. — Ее употреблять с молитвой надо, вот тут, сзади на иконе написано, — напрягает зрение, вчитываясь. — «Господи, Боже мой, да будет дар Твой святый и святая Твоя вода во оставление грехов»…