Не понимаю, как пазлы в голове складываются, появляются воспоминания... Но я помню! Я прекрасно помню, что Тиран раздражен, что огорчен и недоволен мной. Но я верю, уверена на все двести, он может помочь мне. Он, каким бы ни был его характер, не допустит, чтобы со мной случилось что-то плохое.
— Что ты... делаешь? — с усилием удается сказать мне. Прохрипеть. — Что тебе... нужно?
Ответа нет. Я не могу открыть глаз, не могу даже посмотреть, есть ли кто-нибудь рядом. Может, этот... Виталий... уже ушел?
— Получаю свое, — Тарханов надтреснуто хрипит. Его рука вьется у моей шеи, будто змея. — Из-за тебя, До-ми-ни-ка, — раскладывает мое имя по слогам, меняя тональность каждого отдельного сочетания звуков, как детский песенный мотив, — я был втоптан в грязь своим лучшим другом.
Лучшим другом?!
Жаль, что не способна рассмеяться ему в лицо.
Жаль, что Архипова нет рядом. Он посмеялся бы громче меня. А затем врезал бы так смачно, что лишил бы этого недомерка передних зубов.
— Знаешь, место, в которое я тебя везу, создал Тиран, — внушает мерзким голосом. О каком месте, черт возьми, он говорит? — Там таких… — смеется, подбирая слова, — дешевых, жалких шлюшек вроде тебя высоко оценивают. Туда, — гогочет, как безумный, — сраный феминизм никогда не доберется.
Эта сволочь оттягивает зубами мочку моего уха. Наслаждается тем, что я не способна дать ему отпор. Даже слезинку проронить не получается.
— Хоть и бесишь меня, в ярость вгоняешь, но тело твое — нетронутый драгоценный цветок, который жаждут сорвать многие дяденьки... вроде Тирана. И отвалить кучу бабла за одну лишь возможность порвать твою целку.
— Ты... Ты... — не находится слов в моем лексиконе.
Мозг отказывается думать, переваривать вываленную Виталием информацию.
Мерзко, гадко, невозможно. Это нереально!
Я по-прежнему едва ли могу шевельнуться, однако внутри вся горю, меня сносит волной ужаса и страха.
Не верю, не верю, ее верю…
Тиран не может так поступить. Да, он холодный, чужой, циничный. Эгоист. Но не подлый.
Неужели я так плохо разбираюсь в людях?
Неужели я не поняла ничего о человеке, с которым провела прошлую ночь? Неужели... я ошиблась?
— Такая худенькая, но бедра смачные! — трогает Тарханов меня своими отвратительными руками.
Они, как щупальца, залезают мне под юбку, чувствую, как трогают краешек трусиков, сжимают внутреннюю часть бедра. Ненавижу его!
Машина вдруг тормозит, и это отвлекает от меня монстра в человеческом обличии. Виталия прорывает на ругань, адресованную человеку за рулем.
— Ладно, пошли, — он рявкает, открывает автомобильную дверь и тянет меня за собой, болезненно обхватив пальцами предплечье.
Ему приходится волочить меня на себе, поскольку ноги отказываются идти. Сквозь мутную пелену на глазах рассматриваю окрестности, но все погружено во тьму. Промозглый ветер забирается за шиворот пижамы и прогоняет дрожь. Я чувствую сладковатый запах сырого асфальта после дождя и наличие поблизости мусорных контейнеров. От смрада, витающего в воздухе, меня скручивает в приступе тошноты.
— Эй, не смей! — Тарханов орет, когда слышит мои рвотные позывы. — Бляяя...
Ускоряет шаг и подхватывает на руки.
Звуки, доносящиеся с улицы, приглушаются и вовсе меркнут по мере того, как далеко Тарханов несет меня вдоль коридора. Я думаю, что это коридор. Узкий и с превосходным эхо. Неровные, поспешные шаги мужчины отскакивают от стены и разносятся в двух направлениях: вперед и назад.
Открывается дверь. Слышу, как металл, из которого она сделана, скрипит от старости. Петли явно давно не смазывали. Затем Тарханов обменивается с кем-то несколькими предложениями: указывает, куда нести «товар» дальше.
Меня перекладывают из рук в руки, будто тряпичную куклу.
Язык вяжет. Во мне все меньше сил, чтобы удерживаться на поверхности и не провалиться в бездну бессознательности.
Комната, в которую я попадаю, теплая, и в ней много плача. Слезы вперемешку с горькими всхлипами доносятся буквально со всех сторон, как и напуганное перешептывание высоких голосов.
Меня укладывают на что-то мягкое, и я закрываю глаза. Проигрываю борьбу смертельной усталости, погружаясь в глубокий сон.
Глава 25
Моя жизнь превращается в кошмар, и я нуждаюсь в пробуждении.
Я нуждаюсь в луче света, который прорежется сквозь черноту и вытащит меня из сущего ада.