Как не хотелось мне разочаровываться в человеке напротив! Именно теперь, когда я познакомилась с его семьей, когда я, кажется, узнала его лучше.
А знала ли я Тирана вообще когда-нибудь?
— Прости, но не могу сказать, что была рада нашему... сотрудничеству, — выцеживаю и вновь отворачиваюсь от теряющего терпение мужчины.
Делаю решительные шаги и... вспоминаю, что вылетела стремглав из квартиры, оставив все свои вещи там!
Проклятье! Почему не подумала о самом важном аспекте побега раньше?
Гордость берет свое, так что я иду дальше, прикладывая все усилия, чтобы удержать на лице маску безразличия.
— Лебедева! — рыкает Архипов и дергает меня за кисть.
Рывком разворачивает к себе и дышит в мою сторону огнем, широко раздувая ноздри.
— Все? Показала свой характер? — наклоняется ко мне так близко, что я слышу скрежет его зубов. — Заткнись и послушай меня, наконец.
Мельком смотрит вправо, затем влево.
— Давай внутрь, — властно хватает сперва за локоть, после чего перемещает жесткую ладонь на поясницу, толкая к своему небоскребу.
Я повинуюсь. Потому что Тиран уничтожает любую перспективу убежать от него.
Пропуская мимо своего внимания вопросительные взоры окружающих, он ведет меня целенаправленно к лифту. Запихивает в кабину, не глядя тыкает пальцем на сенсорную панель, и двери за ним закрываются.
Мы поднимаемся, может, секунд десять. В абсолютном молчании я считаю каждое мгновение, чтобы не утратить сосредоточенность.
Однако Архипов рушит в пух и прах мою обособленность, когда прижимает меня к одной из панорамных стен лифта и целует в губы. Не дожидается, что я отвечу и послушно раскрою свои. Нагло проталкивается языком и запускает руку в мои волосы. Сжимает пряди в кулак и тянет назад.
— Этого добивалась? — басит, прожигая меня пылким взглядом.
Только сейчас понимаю, что лифт стоит на месте.
Отчаянно пытаюсь совладать с разыгравшимся беспокойством. Не осознаю, как облизываю губы, и Тиран смотрит на них. Снова целует, оттягивая нижнюю зубами. От его напора у меня подкашиваются ноги, и я начинаю оседать вниз.
Архипов обвивает мою талию жилистой рукой с густым волосяным покровом, удерживая навесу. В нем тестостерона больше, чем в игроках футбольной команды вместе взятых.
— Я не предавал тебя, Ника, — изрекает не терпящим возражений тоном. — Я не имею ничего общего с гребаным аукционом.
Крепче сжимает кулак с намотанными на него волосами.
— Охрана сообщила о твоей пропаже, потому что дура-администраторша проворонила этого конченного недомерка, — играет желваками, показывая раздражение от упоминания Виталия. — Я вылетел из Германии сразу, как узнал, что ты исчезла. Поднял связи, чтобы найти тебя... Подослал своего человека, чтобы не спугнуть эту тварь, — он прерывает торопливый рассказ. — Ты внимательно слушаешь, Ника? Я бы не опустился до такой низости. И я... — он хмурится и опускает взор. — Сожалею о ринге.
Я смыкаю и размыкаю рот, но не нахожу подходящих для парирования слов. Внезапно чувствую укол вины в самое сердце из-за своей острой реакции и нежелания начинать разговор по душам, потому что под толщей скептицизма теплится вера. Его настойчивость и непредсказуемое раскаяние смягчают меня изнутри. Архипов опаляет жаром до тех пор, пока последние льдинки во мне не тают с потрескиванием.
— Теперь ты согласна подняться в пентхаус и поговорить нормально?
— Я... — в кармашке жакета звонит телефон. — Мне нужно ответить, — бормочу и с щемящей болью в груди смотрю на экран.
Высвечивается номер медсестры Светланы.
Тиран отодвигается, возвращая мое личное пространство. Я прочищаю горло и принимаю входящий вызов.
— Добрый день, — однако, невзирая на старания, мой голос звучит неестественно натянуто.
Светлана не обращает на это внимание и быстро щебечет в трубку:
— Доминика, срочно приезжай в больницу.
И прерывает звонок.
Глава 28
Дорога в машине становится для меня пыткой. Я пытаюсь дозвониться хоть до кого-то из медперсонала больницы, чьи номера у меня есть. Но никто, никто, черт возьми, не берет трубку?!
— Быстрее езжай, пожалуйста.
Тиран прибавляет скорости, но недостаточно.
— Быстрей, — давлю я.
Он сердится. Не говорит ничего, однако ладони сжимают руль крепче, а дыхание его тяжелеет. Да плевать мне сейчас на все и на всех. Мальчишка, который мне дорог, как родной сын, может... умереть?
Нет. Нет, нет, нет!
Об этом я думать точно не хочу! И не буду!